"Еремей Парнов. В год "Башни солнца"" - читать интересную книгу автора

Японии. Ее нельзя не заметить, от нее нельзя отмахнуться. Иначе однажды
утром кто-то найдет в почтовом ящике повестку о мобилизации.
Сакё Комацу обращается к психокинезу не случайно. Для него это символ
материализации человеческих желаний. Ведь желания действительно обладают
материальной силой. Психический климат общества в конечном счете
обусловливает совершенно реальные события. Японский писатель удивительно
тонко синтезирует здесь современные данные социальной психологии с
буддийским учением о царме.
Подобный же синтез осуществляет он и в рассказе "Развоплощенная", само
название которого напоминает о раннебуддийских традициях. В самом деле,
развоплощение - это конец пути страданий, нирвана, конец переходам из одного
облика в другой. Об этом часто говорится в буддийской литературе. Вот, к
примеру, отрывок из раннебуддийского сборника Дхаммапады:

Строитель дома! Погляди,
Ты вновь не возведешь строенья.
К развеществленью на пути
Мой разум одолел стремленья.

Именно эта буддийская ориенталистика и придает такое своеобразие
рассказу "Развоплощенная". Однако научный фантаст Сакё Комацу поворачивает
эту проблему неожиданной стороной. Действительно, если развоплощение можно
рассматривать как превращение чего-то в ничто под действием тех или иных
сил, то те же силы могут создать из ничего нечто. В научной фантастике эта
операция столь же обычна, как аннигиляция и материализация в физике. В
сущности, мы имеем здесь дело с характерным для фантастики приемом
рационального переосмысления сказки. Но западные фантасты, как, скажем,
Каттнер, переосмысливший в своем "хоггбеновском" цикле кельтские сказания,
обращаются обычно к европейской мифологии, а японец Сакё Комацу,
естественно, обратился к философской мифологии буддизма. Но это лишь одна
сторона вопроса, связанная с национальными традициями. В рассказе
"Развоплощенная" звучат и иные мотивы. В самом деле, разве не привычен для
мировой литературы образ оскорбленной женщины, которая со слезами
негодования и обиды кричит: "Я же сделала из него человека, а он", или образ
мужчины, покидающего подругу в критический момент. В то же время Сакё Комацу
напоминает нам о старой, бальзаковской теме овеществления желаний. Подобно
тому как шагреневая кожа сжимается и усыхает, исполняя суетные человеческие
желания, мир, созданный убогим воображением героев Комацу, размывается и
исчезает. Мы видим, как рассказ-детектив оборачивается философским
произведением.
"Повестка о мобилизации", "Черная эмблема сакуры", "Времена Хокусая" -
во всех этих рассказах будущее жестко детерминирует прошлое или вновь и
вновь возрождает его в возможных, точнее в резонансных вариантах Сакё Комацу
лишь намеками проясняет загадочный характер таких связей. Зато в рассказе
"Да здравствуют предки!" эпохи, разделенные необратимой вековой бездной,
соединяет туннель через время-пространство, прокол через эйнштейновский
континуум. Зачем писателю понадобилась такая конкретизация? На первый
взгляд, она сопряжена с известными издержками Загадочная Служба времени,
двадцатилетней давности повестка и атомный отблеск на бирюзовой воде
Хокусая - это прежде всего емкие художественные символы. Они создают