"Леонид Паршин. Чертовщина в Американском посольстве в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова " - читать интересную книгу автора

мерзкая личность, доносчик и провокатор.

Булгаковская география предстает в трактовке Л. Паршина романтической,
нехоженой, отстраненной. Б. Мягков и другие уже делились с читающей публикой
своими краеведческими находками, и не раз. Автор очерка "Город Мастера"
вновь ступил на эту тропу (или вошел в эту реку) и показал, что он умеет
путешествовать увлекательно - точно так же, как умеет с захватывающим
азартом идти по следу, анализировать, допытываться, постигать. Думаю,
читателю безразлично, кто по отношению к булгаковской Москве Эрик Красный
(открывший Америку чуть ли не в прошлом тысячелетии), а кто Христофор Колумб
или, пуще того, Америго Веспуччи. Даже если Л. Паршин не во всех случаях
первооткрыватель, то отличный повествователь он почти всегда, и, если уж он
стучится в какую-нибудь дверь, можете быть уверены, без информационной
добычи он с порога не уйдет.

Какие у меня претензии к Паршину-краеведу? Одна-единственная: зачем он
напускает на себя шаманскую таинственность в таких ситуациях, когда она не
нужна. Что "Дом Грибоедова" - это Дом Герцена, а Дом Герцена ассоциируется с
Тверским бульваром, 25 - истина достаточно прозрачная даже для самого
непросвещенного читателя (а книга Л. Паршина явно адресована читателю
просвещенному). Или история взаимоотношений между Булгаковым, чаяновской
повестью "Венедиктов", Наталией Абрамовной Ушаковой - этот столь часто
повторявшийся в булгаковской литературе эпизод (грешен, я тоже пересказывал
его в печати) имеет развлекательно-популяризаторский оттенок. Между тем,
определяющая тональность книги такая: "Об этом здесь - впервые! Только у
нас - и нигде более!" И по большей части эта тональность оправдывается
содержанием. Зачем же предлагать вдруг читателю товар второй свежести?! Без
специальных оговорок?!

Оправдываюсь за автора.

Восхитительная особенность его книги (а сперва - его зрения) -
стереоскопичность. Даже то, что было известно до него и без него,
приобретает под его взглядом завлекательную, интригующую глубину. Когда он
сообщает вдруг, что у булгаковского друга театрального художника В. В.
Дмитриева дочь родилась через девять месяцев после смерти мастера, день в
день, и что эта эстафета душ была Михаилом Афанасьевичем предсказана, -
невольно вздрагиваешь. А когда повествователь сообщает в придачу, что все мы
ее еженедельно видим на экране телевизора - Анну Дмитриеву, спортивного
комментатора, - испытываешь признательность к художнику, сумевшему столь
красиво одарить свою героиню реальным, зримым, земным обликом.

Заключительные рассказы книги специфичны. Впечатление такое, будто
повествователю наскучили будничные подробности булгаковского бытия, и он

Автору было известно о существовании такого документального
доказательства, однако его текст был получен уже после набора книги и
помещен в конце очерка "Чертовщина в Американском посольстве в Москве".
Благодарю профессора Кингстонского Королевского Университета A.C. Wright за
предоставление документов. - Л.П.