"Кирилл Партыка. Час, когда придет Зуев" - читать интересную книгу автора

умудрялся заблудиться в путанице темных комнат и коридоров и ором крепко
пугал родителей.
Те страхи давно остались позади. Зато с годами появились новые: перед
наказанием за двойку или подчищенный дневник; перед выпускными экзаменами;
перед армией, если провалить поступление в вуз... не прихватили бы после
танцев в подворотне лихие хлопцы... не триппер ли это? ...что будет, если
провалишь госы? ...не беременна ли она? ...что я вчера натворил в кабаке?..
Сперва Волин заметил, что в нем прочно поселилось непонятное и ничем
конкретно не обусловленное чувство тревоги. Оно точило Алексея до рассвета.
Едва он вставал с постели, в процессе слушанья утренних новостей выяснялось,
что страна катится черт знает куда и никто не ведает, как этот процесс
остановить; киллеры стреляют направо и налево; на Кавказе успешно воюют без
надежды на победу; что-то взрывается, бесследно исчезают самолеты и само
наступление завтрашнего дня находится под сомнением.
Купленная по дороге на работу местная газета могла поведать, например,
о пожаре, под пепелищем которого обнаружили пять обгоревших, обезглавленных
трупов.
В конторе выяснялось вдруг, что молоденькой методистки длительное время
не будет на работе, так как накануне вечером ее еще до наступления темноты в
собственном подъезде зверски изнасиловала шайка не то пьяных, не то
обожравшихся наркотиками подростков. Волин не считал себя трусом. Но
опасность, вдруг замаячившая за каждым углом, в совокупности со всякой
бытовой "чернухой" и нервотрепкой, наподобие повального осатанения
автобусных пассажиров, сильно угнетали его.
Дома Лариса, от волнения переходя на рэповский речитатив, встречала
мужа рассказом о дикой драке, которую она наблюдала вот прямо сейчас на
автобусной остановке.
- Представляешь, они его вчетвером, ногами! Один хватает урну!.. Я
думала, он его убьет! А вокруг люди, стоят, отворачиваются!.. Дикость! Ужас!
Как же можно так жить?
- Так жить нельзя, нужно удавиться, - отвечал Алексей и уходил в
ванную.
После ужина он перечитывал старых французских поэтов, Гумилева,
Мандельштама, Бродского, перелистывал сочинения античных авторов, смотрел по
телевизору передачи об искусстве или в крайнем случае отрешенно наблюдал за
перипетиями очередной азартной телеигры. Он не хотел вспоминать об увиденном
и услышанном за день, но сквозь стены до него начинали доходить пугающие
шумы. Это семейство соседей-алкоголиков в миллионный раз выясняло свои
невыяснимые отношения.
А по ночам под окнами в кромешном мраке выли и ревели жуткие голоса.
Иногда эти звуки носили характер пения, иногда - отдаленных побоищ и
смертоубийств, но так или иначе, чем дольше они продолжались, тем меньше
походило на то, что их производят человеческие существа. Сперва такая мысль
возникла у Алексея Александровича в качестве метафоры. Потом метафора эта
сделалась привычной, потом начала тяготить и раздражать, и наконец однажды
Волин поймал себя на том, что совершенно серьезно думает о каком-то
потустороннем происхождении пугающих воплей. Алексей даже слегка
встревожился: не переутомился ли он, не чересчур ли погрузился в мир
киноиллюзий, до такой степени, что эти иллюзии стали затмевать для него
реальность?