"Кирилл Партыка. Час, когда придет Зуев" - читать интересную книгу автора

засаливавшем их части впрок; то о вампире, высасывавшем кровь своих жертв; и
даже о целом семействе, перешедшем, включая детей, на своеобразный рацион. И
еще, и еще...
Впечатлительного от природы Волина такие сообщения потрясали до глубины
души и сильнее всего выбивали из равновесия, хотя вокруг хватало и других,
пусть и менее экзотических безобразий. "Людоедские" истории оказывали на
Алексея магическое воздействие. С содроганием он читал и перечитывал
леденящие кровь строки, не в силах оторваться от них.
Со временем Алексей стал замечать, что его даже тянет к этой
отвратительной теме. Когда ему случайно попалась в руки брошюра о
каннибализме, он с кривой усмешкой прочитал ее от корки до корки, как
детектив.
Оказалось, что формы этого феномена чрезвычайно разнообразны.
Во-первых, существует так называемая некрофагия, то есть поедание трупов
умерших от старости, болезни, несчастного случая, и собственно охота на
людей с целью их пожирания. Во-вторых, выделяется экзоканнибализм, когда
едят членов чужой, обычно враждующей группировки, и эндоканнибализм, когда в
пищу употребляют сородичей. В-третьих, к некоторым формам людоедства имеют
доступ все члены группы, а к другим лишь избранные: вожди, колдуны, воины.
Содрогаясь от сладострастного ужаса, Волин узнал, что по характеру
мотивации различаются: обыденный (или профанный), юридический, магический и
ритуальный каннибализм. Особенно поразило его людоедство как форма
правосудия. У баттаков Суматры осужденного привязывали к трем столбам, после
чего толпа заживо отрезала или отрывала куски его мяса и тут же поедала их с
солью и лимонным соком. При наказании неверной супруги мужу предоставлялось
право выбрать первый, самый лакомый кусок.
Конечно, все эти социо-кулинарные изыски относились к племенам диким,
пребывающим в стадии глубокой первобытности. Цивилизованному же обществу
присуща, как правило, лишь патологическая разновидность человекоядения.
Именно в ее области изощрялась современная отечественная пресса.
Однако Волин скоро убедился, что обыденная действительность отнюдь не
всегда укладывается в рамки научных теорий.
Однажды ранней весной город потряс чудовищный слух: не то кондитерская
фабрика, не то какие-то кустари изготавливают и продают с лотков пирожки
с... человеческим мясом!!!
Волину клекочущими голосами сообщили об этом сотрудницы в "конторе".
Алексей, естественно, не поверил. Не голод же, в самом деле. А больших
барышей на пирожках не наваришь, так что вряд ли кто-то до такого бы
додумался.
- Вам что, глаз в пирожке попался? - съехидничал Волин. Но, иронизируя,
он поймал себя на том, что ищет логические доводы для опровержения нелепого
слуха, не исключая подобного в принципе. Стремительные и совершенно
немыслимые метаморфозы бытия уже приучили его к мысли, что в этом безумном
мире возможно все что угодно.
Слух между тем разрастался, как плесень на стенах заброшенного погреба,
ввергая в панику все более широкие слои населения. Лоточницы, торгующие
вполне доброкачественным товаром, стали с опаской появляться на улицах.
Что-то невразумительное по этому поводу забормотала пресса.
Лариса, в отличие от мужа, не была склонна к иронии, наотрез
отказывалась покупать пирожки с мясом и свое решение объясняла просто: