"Кирилл Партыка. Час, когда придет Зуев" - читать интересную книгу автора

7

После разговора с другом Сергею не спалось. Он еще раз взглянул на
часы. Надо же, ведь раньше никогда не подводили. Очень некстати. А что
снятся дамы неглиже, так в этом нет ничего удивительного.
С Валькой, или Валентиной Аркадьевной, как она требовала себя величать,
на исходе полугода их отношений образовался окончательный раздрай. Она,
конечно, хорошая женщина, основательная и домовитая. С ней Лобанов забыл,
что такое оторванные пуговицы и яичница на ужин.
Но нельзя же с маниакальным упорством требовать от человека, чтобы он,
придя с работы, ставил туфли на полку под вешалкой непременно справа
третьими в ряду и сразу шел мыть руки. В конце концов, любимую женщину
допустимо обнять и немытыми руками.
И вообще с добрейшей Валентиной Аркадьевной Лобанов чувствовал себя как
на приеме у посла какой-нибудь староевропейской державы, где немыслимо за
столом взять вилку в правую руку или вообще, упаси Бог, есть без ножа.
А еще Сергея бесило то, что вполне соблазнительная Валентина
Аркадьевна, ложась с ним в постель, неумолимо подстилает под себя старое
полотенце, чтобы не испачкать простыни. Мысль об этих треклятых простынях
угнетала лобановскую потенцию. Каждый раз, возвращаясь под теплое крыло
сожительницы, он чувствовал себя как дикий зверь, добровольно забравшийся в
клетку.
Они окончательно разругались после дня рождения, который случился у
одной из Валиных подруг, научного сотрудника какого-то не то архива, не то
НИИ. Лобанов, смертельно утомленный негромкой, добронравной беседой почти
трезвых гостей и хлопнувший с тоски, как минимум, пять лишних рюмок, сперва
схватил гитару и проорал песню, которая начиналась словами: "Ох уе... ох
уехал мой любимый и под е... и под елкой мне сказал..." Потом, врубив
магнитофон, поволок хозяйку танцевать, с ходу объяснился ей в любви и
поклялся, что выбросится с шестого этажа, если она немедленно не ответит ему
взаимностью.
Прижимая к себе впавшую в ступор сорокалетнюю "мэнээсиху", Лобанов
поглядывал на ее мужа, который успешно делал вид, будто ничего не
происходит. Наконец, рассказав несколько анекдотов, все как один
начинавшихся словами: раз приезжает муж из командировки... - и пропустив еще
пяток стопок, Сергей предложил сыграть в подкидного дурака на раздевание. Он
был уведен с торжества окаменевшей Валентиной Аркадьевной под облегченные
вздохи гостей...
Лучше бы его отхлестали по физиономии! Но Валентина Аркадьевна,
промолчав остаток вечера, не разговаривала с Сергеем еще неделю, а на
восьмой день, за ужином, заявила тоном, каким мелкого служащего извещают об
увольнении:
- Я не певичка из кафе и не могу позволить, чтобы ты вел себя как
разнузданный юнец. Тебе уже сорок, и если ты все не обдумаешь как следует...
- Извини, - сказал Сергей, - я, кажется, опять испачкал простыни.
Да, вот Любочка никогда не заботилась о простынях.
Люба-Любочка-Любанька, истопи пожарче баньку!.. Любовь Пал-лна! - как
шутливо звал ее Лобанов, подражая пискливо-горластым младшеклассникам.
И баню она топила, когда ее родители изредка уезжали из поселка в
райцентр, и в лес с ним ходила по самые сладкие ягоды, и в его барачные