"Кирилл Партыка. Час, когда придет Зуев" - читать интересную книгу автора

расплавленной смолой. Ему делалось тошно и гадко, но вовсе не от того, что
Евгения Петровна была старой и никудышной партнершей. Он вскакивал, наливал
коньяку себе и ей, а потом набрасывался с дикими ласками.
Они говорили о чем-то, но позже Сергей не мог или не хотел вспомнить -
о чем.
Сказать по правде, он просто прятался от жгучего стыда, который грозили
всколыхнуть эти воспоминания.
Под утро она со стоном оттолкнула его и выпроводила вон, не зажигая
света. В общежитии Лобанов попросил у соседей взаймы бутылку водки, напился
и не пошел на работу.
На следующий день, когда он все же явился, выяснилось, что директорша
сказала коллегам, будто он болен..
Никаких заметных изменений в отношениях директора школы и молодого
специалиста не произошло. Однако и этот эпизод жизни Лобанова каким-то чудом
не остался тайной для окружающих. Спустя неделю все еще бюллетенившая
Любочка, оставив записку с упреком неверному возлюбленному и проклятиями в
адрес "старой гадины", попыталась выпить уксусную кислоту, правда неудачно,
так что обожгла себе лишь гортань. Ее разгневанный и хмельной отец явился в
школу, когда Лобанова там не было, устроил безобразный скандал, грозил
разнести "это блядское гнездо", остерегаясь, впрочем, впрямую адресоваться к
директорше и сконцентрировав все негодование на отсутствовавшем Сергее.
Педсовет сперва отложили, а потом он и вовсе не состоялся, инцидент
как-то рассосался и заглох сам собой, хоть поселковые сплетницы еще
некоторое время обкатывали его на языках. Все это не мешало, кажется,
Евгении Петровне смотреть в глаза школьникам и считать себя педагогом, а
если как-то и мешало, она об этом никому не рассказывала.
Любочка наконец выписалась из больницы, уволилась по собственному
желанию и уехала к родственникам, не повидавшись с Сергеем. Говорили, что
после отравления у нее пропал голос. Адреса ее Лобанову узнать было негде.
Отец Любы больше не буянил, но как-то навестил Сергея в общежитии и добром
попросил оставить дочь в покое, присовокупив на прощанье, что иначе
подкараулит "зятька" в темном углу и пристрелит как собаку.
Затосковав, Лобанов пару раз пьяный забредал ночью к Евгении Петровне.
Она принимала его, хоть в таком виде стоило гнать в шею, и он с неистовой
неистощимостью молодости и бессмысленным ожесточением доводил ее до
полуобморочного состояния, а под утро уходил, воровато озираясь. Но днем, в
школе, все оставалось по-прежнему.
Федя Косенок учился из рук вон плохо, и однажды, споткнувшись о его
фамилию в журнале, Лобанов подумал, что ведь, в сущности, именно этот тупой
ублюдок изгадил ему жизнь. Сын алкашей, сам уже не понаслышке знающий вкус
вина, безнадзорный, болтающийся черт знает где в самое неподходящее время,
он своим блудливым взглядом проник в их с Любочкой тайну и, поспешив
раскрыть свой поганый рот, заставил Лобанова самого изваляться в дерьме.
Сергей вызвал Федю к доске и через пару минут с тайным наслаждением
влепил ему совершенно заслуженную "пару". С этого момента и до конца дня
настроение молодого специалиста заметно улучшилось.
Лобанов сам не заметил, как у него вошло в привычку время от времени, в
моменты наибольшей хандры, дергать Федю "на лобное место" и уничтожать его
простыми вопросами в пределах программного минимума. Это не вызывало
угрызений совести, так как Сергей не строил своему врагу никаких ловушек.