"В.Пашинин. У берегов студеного Баренца (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Большой и Малый Карриквайвиш.
Замшелый камень замела пурга.
Дорогу преграждая нам на Никель,
Их было две. И обе - у врага.
Траншеи в камне. В камне амбразуры.

Так писал об этих местах известный советский поэт Александр Прокофьев.
Местах безлюдных, диких, неизученных, где и без войны не мудрено потеряться.
Больше трех лет... Южнее, от берегов студеного Баренца до Черноморья, в
непрерывном движении людских потоков шла война. Здесь же линия фронта стала
в сорок первом неподалеку от Мурманска.
Почему не удалось фашистским горным егерям, отмеченным знаками героев
Крита и Нарвика, прорваться в город? Как это эсэсовские громилы, в
солдатских книжках которых указывался одинаковый рост 188 сантиметров (по
крайней мере не меньше!), с ходу не овладели нашим северным незамерзающим
портом?
Еще до нападения на нашу страну они проходили специальную подготовку в
австрийских Альпах. У егерей было прекрасное горное снаряжение. Им на три
дня был обещан весь город, а в карманах офицеров уже лежали приглашения на
банкет в мурманском ресторане "Арктика".
Почему?
Над этим еще и поныне ломают голову военные теоретики Запада. И бывший
заместитель начальника штаба горного корпуса "Норвегия" В.Гесс в своей книге
"Заполярный фронт в 1941 году" пишет о "численно превосходящих силах
противника"...
Что ж, уцелевший генерал, пожалуй, искренен. На пути фашистов
действительно были превосходящие силы. Только не в количестве штыков и
пушек. В этом-то смысле тогда, в сорок первом, все было как раз наоборот.
Просто никогда не понять этим теоретикам, и никакие академические знания им
тут но помогут, где, когда, в какой момент сработает в душе советского
солдата тот механизм, который сделает его тверже стали и камня. И почему это
оп, уже вроде бы поверженный, избитый в кровь, измотанный отступлением,
вдруг остановится, посмотрит себе за спину и скажет про себя:
"Все. Дальше отступать некуда. Дальше для нас земли нет".
Ногтями вцепится в наспех отрытую ячейку, зубами вгрызется в бруствер
своего окопа - и не найдется на свете силы, чтобы живым сдвинули его с
места.
Так было под Москвой и Ленинградом. Так было под Сталинградом. И так
было под Мурманском, где наши войска сразу же, в сорок первом, стали
насмерть на подступах к городу.
В тех, еще летних боях короткого отступления, в арьергарде наших полков
и дивизий выявились, подобрались и сплотились группы дерзких до отчаяния
бойцов.
Отходя последними, то и дело вступая в рукопашные схватки с врагом, они
вскоре убедились, что не так уж страшны все эти эсэсовцы из "мертвых голов"
и "эдельвейсов", что их можно бить, только сам не робей! И с начала
позиционной войны до ее окончания этим делом и занимались. Хотя, казалось
бы, ни возможностей, ни условий для этого у них не было совершенно никаких.
Здесь, в Заполярье, на местности, будто забытой богом и людьми, все
было не таким, с чем обычно приходится сталкиваться солдату.