"В.Пашинин. Разведчики 111-й " - читать интересную книгу автора

глазах плыли красные и зеленые круги и, казалось, еще метр - и дух вон, -
тогда наступала резкая, как выстрел, команда: "В одну шеренгу - становись!"
Разведчики выстраивались лицом к командиру так, что он видел каждого,
пересчитывались по порядку номеров, и число, названное последним бойцом,
бесповоротно означало списочный состав роты на сегодня. Опоздавшие, не
говоря уж о тех, кто вообще отстал во время переползаний и бросков, кто бы
они ни были - "печенгские" и "свирские", тотчас отчислялись из роты. Никаких
объяснений Покрамович не принимал.
Когда в строевом отделе дивизии его спрашивали, почему он то и дело
откомандировывает людей из роты, рубил с плеча:
- Слабаков мне не надо!
К границе Германии Покрамович вместо семидесяти двух человек,
полагавшихся роте по кадровому расписанию, привел около пятидесяти
"соколиков". ("Соколики" - это было его любимое обращение к своим
товарищам.) Но и на этом отбор боевого состава не закончился.
Заслуженные воины, чью грудь над желто-красными нашивками за ранения
украшали ордена и знаки "отличных разведчиков", бойцы Покрамовича были
юношами девятна-дцати-двадцати лет. Ему самому в то время едва исполнилось
двадцать три года, а двадцатипятилетние назывались в роте "старичками".
"Старичков" от марш-бросков Покрамович освободил. А тех, кому
перевалило за тридцать (их насчитывались единицы), перевел в хозуправление
роты. Такого, правда, не полагалось, но его создали, и состояло оно из
поваров, ездовых, санинструктора, сапожника, писаря и бог знает кого еще по
должности.
Среди них оказались самый старый в роте тридцатичетырехлетний Николай
Баландин - добродушнейший дядька саженного роста; один из особо отличившихся
при захвате корабля в Баренцевом море, Иван Обросов, до войны повар
ярославского ресторана и теперь, в конце войны, вновь вернувшийся на кухню;
Александр Волков - парень еще безусый, но немного оглохший после контузии, и
еще несколько человек - всего около десяти.
Команда "ух" - прозвали их в роте. Эта команда действительно стала
вытворять такое, что разведчики, а потом и все, кто сталкивался с ними,
только ахали. Началось с того, что ефрейтор Баландин будто забыл о своем
воинском звании и стал величать себя в третьем лине по имени и отчеству.
- Ребятушки воевать пойдут, а Николай Василич дома останется, -
нараспев, нудным голосом зудил он. - Николай Василич старенький стал,
отвоевал свое. Ребятушки вернутся, а Николай Василич им печку истопит.
Отдыхайте, ребятушки, грейтесь, кашки покушайте.
В таком духе Баландин, кавалер ордена Отечественной войны I степени,
двух орденов Красной Звезды, Славы II и III степени и медали "За отвагу",
мог скрипеть, не переводя дыхания, сколько угодно. От него и пошло: в
обозной команде все стали называться по имени и отчеству и все старались для
"ребятушек" как только могли, всяк на свой лад.
Дорвавшись до кухни, Обросов вместе с прежним поваром, ефрейтором
Орешкиным (а по-новому - Александром Василичем), начали готовить неслыханные
в армейском меню блюда: котлеты, беляши, а однажды придумали такое, о чем
никто в роте от роду не слыхал, - чихиртму!
Конечно, об этой самой чихиртме разведчики расхвастались всюду, где
только могли, но прежде всего - в санбате. И на больших привалах, когда
получали обед, в разведроте стало полным-полно гостей. То сестры из санбата