"Константин Паустовский. Робкое сердце" - читать интересную книгу автора

но была убеждена, что существует таинственный закон, карающий человека за
все зло, какое он причинил окружающим.
Когда Ваня подрос, Егор Петрович неожиданно потребовал, чтобы мальчик
учился у него делать гербарии и определять растения. Они быстро сдружились.
Ване нравились полутемные комнаты в доме Егора. Петровича, засушенные цветы
и листья в папках с надписью "Крымская флора" и пейзажи на стенах, сделанные
сухо и приятно, - виды водопадов и утесов, покрытых плющом.
После десятилетки Ваню взяли в армию, в летную школу под Москвой. После
службы в армии он мечтал поступить в художественную школу, может быть даже
окончить академию в Ленинграде. Егор Петрович одобрял эти Ванины мысли. Он
считал, что из Вани выйдет художник-ботаник, или, как он выражался, -
"флорист". Есть же художники-анималисты, бесподобно рисующие зверей. Почему
бы не появиться художнику, который перенесет на полотно все разнообразие
растительного мира!
Один только раз Ваня приезжал в отпуск. Варвара Яковлевна не могла на
него наглядеться: синяя куртка летчика, темные глаза, голубые петлицы,
серебряные крылья на рукавах, а сам весь черный, загорелый, но все такой же
застенчивый. Да, мало переменила его военная служба!
Весь отпуск Ваня ходил с Егором Петровичем за город, в сухие горы,
собирал растения и много рисовал красками. Варвара Яковлевна развесила его
рисунки на стенах. Сразу же в доме повеселело, будто открыли много маленьких
окон и за каждым из них засинел клочок неба и задул теплый ветер.
Война началась так странно, что Варвара Яковлевна сразу ничего и не
поняла. В воскресенье она пошла за город, чтобы нарвать мяты, а когда
вернулась, то только ахнула. Около своего дома стоял на табурете Егор
Петрович и мазал белую стенку жидкой грязью, разведенной в ведре. Сначала
Варвара Яковлевна подумала, что Егор Петрович совсем зачудил (чудачества у
него были и раньше), но тут же увидела и всех остальных соседей. Они тоже
торопливо замазывали коричневой грязью - под цвет окружающей земли - стены
своих домов.
А вечером впервые не зажглись маяки. Только тусклые звезды светили в
море. В домах не было ни одного огня. До рассвета внизу, в городе, лаяли,
как в темном погребе, встревоженные собаки. Над головой все гудел-кружился
самолет, охраняя город от немецких бомбардировщиков.
Все было неожиданно, страшно. Варвара Яковлевна сидела до утра на
пороге дома, прислушивалась и думала о Ване. Она не плакала. Егор Петрович
шагал по своему саду и кашлял. Иногда он уходил в дом покурить, но долго там
не оставался и снова выходил в сад. Изредка с невысоких гор задувал ветер,
доносил блеяние коз, запах травы, и Варвара Яковлевна говорила про себя:
"Неужто война?"
Перед рассветом с моря долетел короткий гром. Потом второй, третий...
По всем дворам торопливо заговорили люди - Карантин не спал. Никто не мог
объяснить толком, что происходило за черным горизонтом. Все говорили только,
что ночью, в темноте, человеку легче на сердце, безопаснее, будто ночь
бережет людей от беды.
Быстро прошло тревожное, грозное лето. Война приближалась к городу. От
Вани не было ни писем, ни телеграмм. Варвара Яковлевна, несмотря на
старость, добровольно вернулась к прежней работе: служила сестрой в
госпитале. Так же, как все, она привыкла к черным самолетам, свисту бомб,
звону стекла, всепроникающей пыли после взрывов, к темноте, когда ей