"Константин Георгиевич Паустовский. Повесть о лесах (Повесть) " - читать интересную книгу автора

делается сильнее. Сводится оно к тому, чтобы насколько можно приблизить
свое нынешнее душевное состояние к той свежести мыслей и чувств, какая
была характерна для дней моей юности.
Я не пытаюсь возвратить молодость - это, конечно, невозможно, - но
все же пытаюсь проверять своей молодостью каждый день теперешней жизни.
Молодость для меня существует как судья моих сегодняшних мыслей и
дел.
С возрастом, говорят, приходит опыт. Он заключается, очевидно, и в
том, чтобы не дать потускнеть и иссякнуть всему ценному, что накопилось за
прожитое время.
...Родился я в 1892 году в Москве, в Гранатном переулке, в семье
железнодорожного статистика. До сих пор Гранатный переулок осеняют, говоря
несколько старомодным языком, те же столетние липы, какие я помню еще в
детстве.
Отец мой, несмотря на профессию, требовавшую трезвого взгляда на
вещи, был неисправимым мечтателем. Он не выносил никаких тягостей и забот.
Поэтому среди родственников за ним установилась слава человека
легкомысленного и бесхарактерного, репутация фантазера, который, по словам
моей бабушки, <не имел права жениться и заводить детей>.
Очевидно, из-за этих своих свойств отец долго не уживался на одном
месте. После Москвы он служил в Пскове, в Вильно и, наконец, более или
менее прочно осел в Киеве, на Юго-Западной железной дороге.
Отец происходил из запорожских казаков, переселившихся после разгрома
Сечи на берега реки Рось около Белой Церкви.
Там жили мой дед - бывший николаевский солдат, и бабка - турчанка.
Дед был кроткий синеглазый старик. Он пел надтреснутым тенором старинные
думки и казацкие песни и рассказывал нам много невероятных, а подчас и
трогательных историй <из самой что ни на есть происшедшей жизни>.
Моя мать - дочь служащего на сахарном заводе - была женщиной властной
и неласковой. Всю жизнь она держалась <твердых взглядов>, сводившихся
преимущественно к задачам воспитания детей.
Неласковость ее была напускная. Мать была убеждена, что только при
строгом и суровом обращении с детьми можно вырастить из них <что-нибудь
путное>.
Семья наша была большая и разнообразная, склонная к занятиям
искусством. В семье много пели, играли на рояле, благоговейно любили
театр. До сих пор я хожу в театр, как на праздник.
Учился я в Киеве, в классической гимназии. Нашему выпуску повезло: у
нас были хорошие учителя так называемых <гуманитарных наук>, - русской
словесности, истории и психологии. Почти все остальные преподаватели были
или чиновниками, или маньяками. Об этом свидетельствуют даже их прозвища:
<Навуходоносор>, <Шпонька>, <Маслобой>, <Печенег>. Но литературу мы знали
и любили и, конечно, больше времени тратили на чтение книг, нежели на
приготовление уроков.
Со мной училось несколько юношей, ставших потом известными людьми в
искусстве. Учился Михаил Булгаков (автор <Дней Турбиных>), драматург Борис
Ромашов, режиссер Берсенев, композитор Лятошинский, актер Куза и певец
Вертинский.
Лучшим временем - порой безудержных мечтаний, увлечений и бессонных
ночей - была киевская весна, ослепительная и нежная весна Украины. Она