"Чезаре Павезе. Прекрасное лето " - читать интересную книгу автора

отца, о его детстве. Она узнала, что у него есть сестра, которую зовут
Луиза, а еще оказалось - и это ей не понравилось, - что Гвидо, собственно
говоря, крестьянин. "Мальчишкой я бегал босиком", - признался он ей со
смехом, и тогда Джиния поняла, почему у него такие сильные руки и такой
зычный голос. Ей не верилось, что крестьянин может стать художником, а
Гвидо, как ни странно, хвалился этим и, когда Джиния сказала ему: "Но ты
ведь живешь здесь", ответил ей, что настоящему художнику место в деревне.
- Но ты ведь живешь здесь, - повторила Джиния, и тогда Гвидо сказал:
- Мне хорошо только на вершине холма.
С тех пор Джиния почему-то много думала об этой Луизе, которая имела
счастье быть сестрой Гвидо, и завидовала ей, и старалась представить себе, о
чем Гвидо говорил с ней, когда был подростком. Теперь она понимала, почему
Амелия никогда не зарилась на него. "Не будь он художником, он был бы
простым мужиком", - думала Джиния и представляла себе его призывником, одним
из тех горланящих песни деревенских парией в шейных платках, которых в марте
забирают в солдаты. "Но он живет здесь, - думала она, - и он образованный,
был студентом, и у нас одинаковые волосы. А интересно, Луиза тоже
беленькая?" В этот вечер Джиния, как только пришла домой, заперла дверь на
ключ, потом разделась перед зеркалом и озабоченно оглядела себя. После той
боли, которую в первый раз причинил ей Гвидо, ей казалось удивительным, что
у нее на теле не осталось никаких следов. Она вообразила себя позирующей
перед Гвидо и села на стул, как сидела Амелия в студии Бородача. Кто знает,
скольких девушек Гвидо видел голыми. Только ее он еще как следует не видел,
и при одной мысли об этом у Джинии колотилось сердце. Хорошо бы было вдруг
стать такой, как Амелия, смуглой, стройной и равнодушной. А так она не могла
показаться Гвидо голой. Сперва они должны были пожениться.
Но Джиния знала, что он никогда не женится на ней, как бы она его ни
любила. Она знала это с того самого вечера, когда отдалась ему. Спасибо и на
том, что пока еще, когда она приходила, Гвидо переставал работать и шел с
ней за портьеру. Она понимала, что сможет и дальше встречаться с ним, только
если станет его натурщицей. Иначе в один прекрасный день он возьмет другую.
Джинии было холодно сидеть перед зеркалом голой, и, чувствуя, что у нее
сделалась гусиная кожа, она накинула на себя пальто. "Вот как я выглядела
бы, если бы позировала", - говорила она и завидовала Амелии, которая уже не
стыдилась.

XII

В тот вечер, когда Джиния увиделась с Гвидо в последний раз перед его
отъездом, она вдруг почувствовала в его объятиях, что такое умирать от
наслаждения, и так замлела, что Гвидо отдернул портьеру, чтобы посмотреть на
нее, но она закрыла лицо руками. Когда потом пришел Родригес и стал болтать
с Гвидо, Джиния поняла, что значит не быть женатыми и не иметь возможности
проводить вместе день и ночь. Она в каком-то ошеломлении спустилась по
лестнице, убежденная, что теперь она уже не такая, как прежде, и что все это
замечают. "Вот почему любовь считается чем-то запретным, - думала она, - вот
почему". И она спрашивала себя, прошли ли через это и Амелия, и Роза. В
витринах она видела себя идущей, как пьяная, и это расплывчатое отражение,
мелькавшее, как тень, подтверждало, что она стала другой. Теперь она
понимала, почему у всех актрис такие томные глаза. Но беременеют, должно