"Милорад Павич. Хазарский словарь. Роман-лексикон в 100000 слов (Фрагменты)" - читать интересную книгу автора

может быть разговор об этом? Его нужно сослать в рудники в
Сидерокапси!
- Мы отправим его в Салоники к его невесте, - заключил
второй старец задумчиво, и они вышли, не зажигая свет.
Так на судьбе Самуэля Козна была поставлена печать. Он был
изгнан из Дубровника и, как можно понять из донесения
жандармов, простился со своими знакомыми "на день святого
Фомы-апостола в 1689 году, когда стояла такая засуха, что у
скота линяли хвосты, а весь Страдун был покрыт птичьими
перьями". В тот вечер госпожа Ефросиния надела мужские брюки и
вышла в город, как любая женщина. Коэн в тот вечер последний
раз шел от аптеки к палаццо Спонза, и она под аркой у Гаришта
бросила ему под ноги серебряную монету. Он поднял монету и
подошел к ней, в темноту. Сначала он вздрогнул, думая, что
перед ним мужчина, однако стоило ей до него дотронуться
пальцами, как он сразу же ее узнал.
- Не уходи, - сказала она ему, - с судьями все можно
уладить. Только скажи. Нет такой ссылки, которую нельзя было бы
заменить недолгим заключением в береговых тюрьмах. Я суну кому
надо несколько золотых эскудо в бороду, и нам не придется
расставаться.
- Я должен уйти не потому, что я изгнан, - ответил Коэн,-
для меня эти их бумаги значат не больше, чем птичий помет. Я
должен идти, потому что сейчас крайний срок. С детства я вижу
во сне, как во мраке бьюсь с кем-то на саблях и хромаю. Я вижу
сны на языке, которого я не понимаю наяву. С первого такого сна
прошло двадцать два года, и наступило время, когда сон должен
сбыться. Тогда все станет ясно. Или сейчас, или никогда. А
прояснится все только там, где я вижу себя во снах - в
Царьграде. Потому что не напрасно мне снятся эти кривые улицы,
проложенные так, чтобы убивать ветер, эти башни и вода под
ними...
- Если мы больше не встретимся в этой жизни, - сказала на
это госпожа Ефросиния, - мы встретимся в какой-нибудь другой,
будущей. Может, мы лишь корни душ, которые прорастут
когданибудь. Может, твоя душа носит в себе, как плод, мою душу
и однажды родит ее, но до того обе они должны пройти путь,
который им предопределен...
- Даже если это так, то в том будущем мире мы не узнаем
друг друга. Твоя душа-это не душа Адама, та, которая изгнана в
души всех следующих поколений и осуждена умирать снова и снова
в каждом из нас.
- Если не так, то встретимся как-нибудь по-другому. И я
тебе скажу, как ты меня узнаешь. Я буду тогда мужского пола, но
руки у меня останутся такими же - каждая с двумя большими
пальцами, так что обе могут быть и левой и правой...
С этими словами госпожа Ефросиния поцеловала Коэна в
перстень, и они расстались навек. Смерть госпожи Лукаревич,
которая последовала вскоре и была так ужасна, что даже воспета
в народных песнях, не могла бросить тень на Коэна, потому что