"Н.Ф.Павлов. Именины " - читать интересную книгу автора

долетавший до моего слуха, был отголоском очаровательной любви. Я нашел
все по-прежнему: те же ковры, те же цветы, ту же бронзу, по-прежнему
хозяйка встретила меня; но лучшая роза потеряла уже весеннюю свежесть:
уныло смотрела она; ее шаги были медленны; алые щеки побледнели. Поднялся
занавес, и два супруга разыграли передо мной второе действие судьбы своей.
Тут я не видал более равенства между ними; они разучились уже угадывать
друг у друга мысли, предупреждать желания; тут в каждом слове, в каждом
взгляде муж напоминал, что он глава жены. Неисцелимое равнодушие к ней
проглядывало во всех его поступках, во всех мелочах, и я убедился, что нет
в природе мускуса, который продолжил бы жизнь умирающей любви; нет
зажигательных стекол, которые снова запалили бы охолодевшее сердце мужа.
В обхождении с женою N. свято хранил наружные условия светского
воспитания, но в каком нравственном унижении держал ее! Что б ни сказала
она, он возражал на все. Его возражения были учтивы, но под этой
учтивостью скрывалась почти всегда язвительная насмешка. Хотела ли жена
сделать новое платье, поехать на вечер - муж не противился, но с
удивительным красноречием нападал на женскую суетность, на женское
неблагоразумие.
Вмешивалась ли жена в разговор, он пускался в рассуждения о приличиях,
об уме и вежливо, но немилосердно доказывал, что женщинам неприлично
говорить, что они не умеют порядочно говорить ни о чем. Как часто она
отшучивалась от его нападений, желая, по-видимому, уверить меня, что все
это не от сердца, что он тот же и любит ее по-прежнему!.. "Признак
слабого, - думал я, - когда он борется с сильным".
Словом, внимание, нежность и все добродетели, приличные ее полу, не
могли уже воротить прошедшего. Такая разительная перемена, хотя я видел в
ней естественный ход страстной любви, возбудила все мое любопытство. Чем
более я сближался с N., тем откровеннее он становился со мною; однако ж в
наших беседах никогда не касался жены, как будто она не существовала.
Он хромал, и когда я спросил отчего, то получил в ответ: "пуля..." - и
только.
Много времени прошло с его приезда в Москву, как однажды мы
заговорились с ним наедине до глубокой ночи. Речь зашла о прекрасном
поле.. Он воспламенился, что бывало редко; слова полились рекою с его
языка, и на лице изобразилось негодование.
Я еще вижу его горькую улыбку, когда он сказал мне: "Только малодушный
и неопытный может ожидать истинного счастия от женщины; женщина должна
быть минутною забавой; кто же смотрит на нее другими глазами, кто полагает
найти в ней какое-то существо чистое, возвышенное... тот жалко ошибается.
Она так слабо сотворена, что у ней недостанет силы прожить целый век с
одним чувством, с одною целью. Она всегда под чужим влиянием, а как
положиться на того, в ком нет самостоятельности! Женщина любит страстно и,
пожалуй, выйдет замуж за другого, потому что ее могут уговорить и бабушка,
и маменька, и тетушки. Женщина умна, но никогда не бывает умна
простодушно: ей все хочется блеснуть, озадачить. Женщина ласкова, добра,
но до того, что надоест. Ей семнадцать лет: она резва, прекрасна; думаешь,
что все помышления ее невинны, как голова младенца, что это чистый ангел,
едва слетевший на землю, которая не успела еще запылить его белых крылий;
а семнадцатилетний ребенок уже влюблен, умеет уже утаить свою любовь,
умеет, не краснея, поклясться в вечной верности не тому, кого любит. О, я