"Сергей Павлов. Амазония, ярданг Восточный" - читать интересную книгу автора

шлюз-потерны, состыкованной напрямую с гермолюком машины Кубакина.
Шлюз-тамбур аэра был открыт, я беспрепятственно проник в кабину. В
розовом полумраке горбатились мягкими глыбами пять пассажирских
кресел. Впереди отливали блеском металла амортизаторы двух
пилотложементов. Я сел в ложемент второго пилота, зафиксировался и
посмотрел на Артура. Его ложемент находился слева от моего и чуть
впереди.
- Здравствуй, - сказал Кубакин скучающим голосом. Лицевое стекло
его гермошлема было поднято, а кислородная маска, опущенная на
поворотных фиксаторах, оранжевой плошкой висела под подбородком.
- Привет, - сказал я и тоже поднял стекло. Маску опускать не стал,
потому что в кабинах здешних аэров постоянно ощущается характерный для
Марса "букет" неприятных запахов.
- Когда садятся в ложемент второго пилота, у первого обычно
спрашивают разрешение, - заметил Кубакин.
Это верно, обычно спрашивают. Первыми здороваются с пилотом и
очень вежливо заручаются разрешением сесть в ложемент, лететь в
котором удобнее, чем в кресле, потому что лучше обзор.
- На буровую, - отрезал я. - Пулей!
Несколько мгновений пилот разглядывал меня в зеркало заднего вида.
Я тоже уставился в его желтые, как у кошки, глаза. Он шевельнул
рукоятками управления на концах желобчатых подлокотников. Гулко
захлопнулся гермолюк, машину тряхнуло, с шипеньем сошлись створки
шлюз-тамбура. Кубакин вызвал на связь транспортного диспетчера:
- Выполняю рейс первый столичный. Прошу старт.
- Отменяется, - сказал диспетчер. - Выполняйте первый на пятую
Р-4500, Амазония, ярданг Восточный. Старт разрешаю.
Рывок вдоль ствола катапульты, шумный выхлоп. Я зажмурился от
обилия дневного света, хлынувшего в кабину сквозь призрачную
выпуклость блистера. Невыносимо тонко ныл мотор, грудь сдавливало
тяжестью ускорения, впереди ничего, кроме светло-желтого неба, не было
видно.
В бортовых бунках со звонким шелестом сработали механизмы
синхронного наращивания плоскостей, и в обе стороны, как всегда
неожиданно, выметнулись, блеснув на солнце, очень длинные, розовые,
по-чаячьи изогнутые крылья. Корпус поколебало судорогой
аэродинамической встряски, тяжесть исчезла. Артур Кубакин, накренив
машину, заложил глубокий вираж, и слева по борту вдруг вынырнула
вздыбленная под крутым углом обширная горно-вулканическая страна.
Дымящаяся под невысоким утренним солнцем вулканическая страна,
ландшафт которой выглядел первобытно и мрачно. Мрачный ландшафт,
мрачное настроение. Мрачный пилот.
Я пытался представить себе, как все это могло случиться на
буровой. Не знал, что и думать. Тракам моего воображения было просто
не за что зацепиться. Кровавую стычку как следствие "неуправляемой
ссоры" (гипотеза Можаровского) я начисто исключал, потому что своих
людей знал лучше, чем собственные пять пальцев. Насмешник и
шутник-задира Карим Айдаров, в принципе, мог бы вспылить. Резкий жест,
резкое слово... Но Коля Песков, голубоглазый добряк богатырского
телосложения, в роли героя "неуправляемой ссоры" совершенно не