"Сергей Павлов. Волшебный локон Ампары" - читать интересную книгу автора

начинал "постреливать" - с фейерверочным треском извергать из себя поток
информации: слепящие надписи, цифры, символы. Местный вариант дизайна
мировых часов. Дизайн отличался оригинальностью. Комплекс мегалитических
сооружений оригинальностью не отличался, ибо наличествовал здесь
архитектурный плагиат - копия знаменитого Стоунхенджа. Кир-Кор поднял
взгляд к вершине соседствующего с мегалитами утеса. И замер. Там, под
звездным куполом неба, высилось колоссальное белое изваяние женщины с
крыльями. Крылья опущены, руки прижаты к груди, созерцательно-вдохновенный
дивный лик обращен на восток. Поза ожидания и надежды...
Яркий "выстрел" - прямо в глаза. Кир-Кор пнул мягкий шар и направился в
обход подножия утеса. Кстати, "выстрел" напомнил, что в столице
Финшельского архипелага истекло уже полтора часа после полуночи. Этот факт
недвусмысленно осложнял идею свидания на Театральном.
...Он стоял посреди эспланады недалеко от остекленного входа в холл
катаготия. Над головой расходящимся веером нависали горизонтальные корпуса
спальных секций. Ниже эспланады, на пологом склоне, благоухал тропическими
ароматами парк с бассейном и цветниками. Горизонтальные корпуса, точно
длинные пальцы, тянулись к верхушкам парковых пальм. Корпусов всего пять,
и при некотором воображении их можно было сравнить с растопыренной
пятерней погребенного в скалах робота-исполина. "Большой палец"
(метрически равный, кстати, всем остальным) указывал в сторону далеких
источников красных искр, мерцающих где-то на уровне океанского горизонта.
Наверное - маяки скрытого за горизонтом столичного острова. "Указательный"
указывал прямо на Полярную звезду.
Итак, вход. Которым в принципе можно воспользоваться. Но лучше
повременить. Сквозь стекло было видно, как в холле у ночного
кинематического светофонтана оживленно беседовали мужчина в ярко-голубом,
перепоясанный чем-то вроде зеркально-блещущей портупеи, и три женщины - в
золотистом, белом и ярко-оранжевом. У каждого из собеседников язычком огня
пылало в прическе карминно-красное перышко (у эвандра - длинное щегольское
перо, точно у Мефистофеля). Судя по интенсивной жестикуляции, беседа
проходила в атмосфере полного взаимонепонимания. Портупееносец, теснимый
троицей к раковине светофонтана, вдруг вскинул руки над головой и,
закатывая глаза, стал торопливо, взволнованно говорить о чем-то, призывая,
должно быть, в свидетели необъятное небо или, как минимум, верхние яруса
катаготия.
Апелляция к небу вызвала особенную ярость у темноволосой эвгины в
ярко-оранжевом: свое перышко она выдернула и от избытка негодования
растоптала. Кир-Кор перевел взгляд на искусно иллюминированную
скульптурную группу за спиной эвандра, вплотную прижатого к парапету
раковины. Светофонтан был нимфоэротического типа, и Кир-Кор мимолетно
подумал о скульпторах и мастерах светопластики, сумевших с такой весьма
экспрессивной чувственностью передать свои представления о красоте
женского тела. И только успел он об этом подумать - эвгина в
ярко-оранжевом с размаху влепила эвандру пощечину левой рукой.
Портупееносец остолбенел. Кир-Кор тоже замер от неожиданности.
Воинственная левша обняла за талию светловолосую подругу в белом, и обе,
излучая скорбь, канули в лабиринт декоративной зелени интерьера. Сбитое на
пол "мефистофельское" перо подобрала та, которая в золотистом. Сперва она
воткнула его в свои охристо-рыжие волосы, затем пристроила на прежнем