"Андрей Павлухин, Александр Татульченков. Апофеоз синего будильника" - читать интересную книгу автора

воняло от него соответственно. Они сидели за столом и пили бодрило.
Бодрило имело этикетку с замысловатой надписью "Осенняя радость". Панкрат
хотел возмутиться, но передумал. Вместо этого он придвинул третий стул и
осчастливил собеседников своей компанией.
- ...Держитесь от него подальше, - советовал старик. - Он не человек,
демон.
Грипперсом-Трипперсом кличут. Помнишь фильм такой старый, "Веселые
ребята"?
Там Утесов пел эту песню.
Старик закатил глаза в приступе ностальгии. И запел противным голоском,
смахивающим на скрежет советского будильника эпохи Сталина:
- Сердце, тебе не хочется покоя...
- Вы про того отморозка с шоссе? - догадался Панкрат.
- Он собирает души тысячи лет, - вещал помойник. - Когда он появляется,
играет эта песня. Запомните ее и бегите, когда услышите.
- Эй, дед. Шел бы ты отсюда.
Помойник перевел взгляд на механизатора.
- Он придет за тобой. Высосет твой мозг.
- Что? - Панкрат нахмурился.
- Все, иду, - заторопился дед. - У меня деловая встреча с японскими
инвесторами. Счастливо оставаться.
И он ретировался к выходу.
Панкрат посмотрел на Зосю. Выглядела доярка неважно. Из носа текли
сопли, тело содрогалось в спазмах то ли ужаса, то ли лихорадки. Странный
отходняк, Панкрат такого раньше не видел.
- Заболела?
- Угу.
Панкрат брезгливо скривился.
- Возьми салфетку. - Он протянул руку к недопитой бутылке и тут понял,
что хочет в туалет. - Я сейчас. Закажи поесть чего-нибудь.
Поразмыслив, он прихватил бодрило с собой.
Зося воспринимала реальность в искаженном виде. До нее не сразу дошло,
что Панкрат удалился. В последнее время он часто исчезал без
предупреждения, участвовал в разборках местного авторитета Круглого и
говорил, что уволится из колхоза, типа, "ложил" на долбаную посевную.
Нехорошо. Мужик должен любить зерно.
Зося попросила салат из огурцов и борщ. Борщ, чтобы есть, салат, чтобы
закусывать. А что закусывать? Не колеблясь ни секунды, она выбрала две
бутылки "Осенней радости". Сопли струились по шее, но Зося их игнорировала.
Недоброе предчувствие закрадывалось внутрь.
Меж тем Панкрат стоял в туалете, думая о дзен. Крышка бачка
распахнулась, и перед доблестным механизатором возник Грипперс-Трипперс.
- Я возьму твою душу, - сказал он.
- Не сейчас, - отмахнулся Панкрат, сверля взглядом непослушного друга.
- Позволь отлить сперва.
К видениям Панкрат привык. В разное время суток ему являлись покойный
председатель, мужик с долларовой купюры, Филипп Киркоров и даже колобок.
Поэтому окружающее в понимании Панкрата было ни чем иным, как матрицей,
а чернило - той самой таблеткой, позволяющей узреть изнанку мира. Однако,
Грипперс-Трипперс мешал сосредоточиться, врубался в эфир неформатной