"Йен Пирс. Перст указующий " - читать интересную книгу автора

В глубоком расстройстве я вернулся в свою комнату обдумать, как мне
поступить дальше, и попробовать понять, каким образом мог я навлечь на себя
все эти язвительные обвинения. Ведь я принадлежу к тем, кто сразу же готов
признать, что в подобных случаях вина лежит на нем, а мое незнакомство с
английскими нравами и обычаями еще более усугубляло мою растерянность. Тем
не менее я был убежден, что оскорбительная вспышка Лоуэра была чрезмерной.
Но ведь настроения, господствовавшие тогда в этой стране, способствовали
крайности мнений.
Я сидел у маленького очага в холодной комнате, вновь охваченный
отчаянием и ощущением неизбывного одиночества, от которых совсем недавно
словно бы избавился. Ужли мои новые знакомства оборвались столь скоро? В
Италии, бесспорно, никакая дружба не выдержала бы подобного поведения, и
при обычных обстоятельствах мы уже сейчас готовились бы к поединку. Ничего
подобного я предпринимать не собирался однако взвесил было, стоит ли мне
задерживаться в Оксфорде, поскольку отношение ко мне Бойля также могло
претерпеть изменения, и я вновь остался бы совсем без друзей. Но куда мог я
уехать? Возвращаться в Лондон не имело смысла, хотя еще менее - оставаться
тут. Я все еще был в колебаниях, когда по лестнице прозвучали шаги и
громкий стук в дверь отвлек меня от моих унылых мыслей.
Это был Лоуэр. Он вошел решительным шагом с торжественно-серьезным
выражением лица и поставил на стол две бутылки. Я смотрел на него холодно и
настороженно, ожидая нового града поношений, и ждал, чтобы он заговорил
первым.
Но он театрально рухнул на колени и умоляюще сложил ладони.
- Сударь, - сказал он с торжественностью более чем театральной, - как
могу я испросить у вас прощения? Я вел себя словно лавочник, и даже хуже. Я
вел себя негостеприимно, злобно, несправедливо и плебейски грубо. Приношу
вам мои смиреннейшие извинения, стоя, как вы видите, на коленях, и молю о
прощении, которого не заслуживаю.
Я был не менее ошеломлен этим его поведением, чем прежним, и не знал,
как ответить на раскаяние, которое было столь же чрезмерным, как и его
ярость, час назад.
- Вы не в силах простить, - продолжал он с бурным вздохом, так как я
молчал. - Не могу вас за это винить. Итак, выбора не остается. Я обязан
убить себя. Прошу, передайте моей семье, что надпись на моей могильной
плите должна гласить: "Ричард Лоуэр, врач и негодяй".
Тут я расхохотался, настолько нелепым было его поведение, и, увидев,
что я сдался, он ухмыльнулся мне в ответ.
- Нет, правда, я чрезвычайно сожалею, - сказал он почти обычным
тоном. - Не знаю почему, но меня иногда охватывает такой гнев, что я не
могу совладать с собой. А мое разочарование из-за этих трупов было таким
жгучим... Если бы вы могли вообразить мои муки! Вы принимаете мои
извинения? Вы будете пить из той же бутылки, что и я? Я не стану ни спать,
ни бриться, пока вы не примете их, а вы же не хотите быть повинным в том,
что я буду мести пол бородой?
Я покачал головой.
- Лоуэр, я вас не понимаю, - сказал я откровенно. - Как и никого из
ваших соотечественников. А потому я буду думать, что таковы нравы вашей
нации, что я сам виноват, если не понимал этого. И выпью с вами.
- Благодарение Небу, - сказал он. - Я уж думал, что по глупости