"Йен Пирс. Перст указующий (часть 4) " - читать интересную книгу автора

Лучше других он своим примером показал, что все мы, будучи убеждены в своей
правоте, способны на самое чудовищное зло, а то были времена, когда безумие
убежденности крепко зажало страну в своих тисках.
Завоевать доверие Анны Бланди стало делом нелегким, и сомневаюсь, что
мне это до конца удалось. С уверенностью могу сказать что, подступись я к
ней позднее, когда ее муж был уже мертв, а король вернулся на законный
престол, она неизбежно заключила бы, что я подослан, дабы заманить ее в
ловушку, ведь в то время я уже был знаком с доктором Уоллисом. Подобное
знакомство вызвало бы у нее подозрения, так как ей не за что было любить
новое правительство, но у нее была особая причина страшиться Уоллиса. И ее
страх вполне понятен: вскоре я и сам научился бояться его.
В то время, однако, я еще не был представлен этому ученому мужу, и
Ричард Кромвель цеплялся за власть, а король оставался в Испанских
Нидерландах, жаждущий своего наследства, но пока не решающийся захватить
его. В стране начиналось брожение, и казалось, армии вот-вот вновь выступят
в подход. Мой собственный дом той весной обыскали на предмет оружия, как,
насколько мне известно, подвергли обыску дома всех моих знакомых. В Оксфорд
доходили лишь обрывочные новости о событиях за городскими стенами, и чем
более в последующие годы я говорил с людьми, тем более убеждался, что почти
никто не знал на деле, что происходит. За исключением, разумеется, Джона
Турлоу, который все знал и все видел. Но даже и он тогда отошел от власти,
сметенный силами, которыми на сей раз не смог управлять. Считайте это
доказательством того, в сколь плачевном состоянии пребывала страна в те
дни.
Не было смысла обращаться к Анне Бланди со всей приличествующей
обходительностью. К примеру, я не мог написать ей письмо, в котором
представился бы и изложил суть моей просьбы, так как у меня не было
оснований считать, что она сумеет его прочесть. И за неимением лучшего мне
пришлось пройтись пешком до ее жилища и постучать в дверь, которую открыла
девушка лет, быть может, девятнадцати, самая хорошенькая, какую я
когда-либо видел в жизни: прекрасная фигура (пусть и немного худощавая),
здоровые зубы и кожа, не запятнанная болезнью. Волосы у нее были темные,
что не было недостатком, и хотя они были неубраны и непокрыты. Одета она
была скромно, и думается, будь она облачена даже в мешковину, та все равно
показалась бы мне привлекательным одеянием. Превыше всего этого - глаза ее
притягивали взор, ибо они были глубочайшего черного цвета, будто вороново
крыло, а известно, что изо всех красок черная наиболее мила в женщине.
"Черные глаза словно от самой Венеры", - говорит о своей Алкмене Гесиод, а
Гомер называет Юнону волоокой за ее круглые черные глаза, и Баптиста Порта
(в своей "Физиогномии") глумится над сероглазыми англичанами и вместе с
Морисоном возносит хвалы глубоким взорам томных неаполитанских дам.
Я пораженно воззрился на нее, совершенно позабыв о цели своего визита,
пока она вежливо, но без подобострастия, сдержанно, но без дерзости, не
осведомилась о моем деле.
- Прошу вас, сударь, входите, - сказала она, услышав мой ответ. - Моя
мать ушла на рынок, но вот-вот вернется. Вы можете подождать, если
пожелаете.
Оставлю на волю прочих решать, следовало ли мне истолковать это как
предостережение против ее натуры. Будь я в обществе дамы лучшего положения,
я бы, разумеется, ушел, не желая злоупотреблять ее добрым именем, оставаясь