"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

свою находку столько раз, что знал ее наизусть от слова и до слова. И
по-прежнему самое прикосновение к ней - так как он ошибочно считал ее
оригиналом, написанным рукой самого Цицерона, таково тогда было его
невежество, - дарило ему высшее наслаждение. Он даже клал ее рядом с собой,
когда засыпал ночью. И даже представить себе не мог, что кого-то она может
не восхитить, а потому, когда предстал перед отцом, потребовавшим от него
отчета за последние полгода, тотчас вытащил пожелтелые листы из-за пазухи и
показал их.
По мере того как он говорил, лицо его отца темнело все больше.
- И ты тратил свое время на это вместо учения?
Оливье поспешил заверить его, что учился усердно и прилежно, умолчав,
что терпеть не может этих занятий и продолжает их только из чувства долга.
- Но ты мог бы учиться еще усерднее, уделять больше времени занятиям,
если бы не тратил силы на такие пустяки.
Оливье понурил голову.
- Но Цицерон был юристом, сударь... - начал он.
- Не старайся меня провести. Ты читаешь свои листки не поэтому. Дай их
мне.
Он протянул руку, и Оливье после секундной нерешительности, которую его
отец прекрасно уловил, вложил в его руку бесценные листы. Он уже чувствовал,
как на глаза ему навертываются слезы. Его отец встал.
- Я спущу тебе эту непокорность, но должен преподать тебе урок. Научись
побарывать свою глупость. Твоя обязанность - стать юристом и оправдать все
надежды, которые я на тебя возлагаю. Ты меня понял?
Оливье немо кивнул.
- Отлично. А потому ты поймешь мудрость того, что я сделаю сейчас.
Его отец повернулся, бросил листы в огонь и немного отступил, глядя,
как они вспыхнули ярким пламенем, а потом почернели, скручиваясь, и
рассыпались.
Оливье так сильно дрожал, изо всех сил стараясь, чтобы слезы не
поползли по его щекам, что просто не почувствовал, когда отец дружески
похлопал его по плечу и прочел еще одну нотацию о его долге. Он даже сумел
достойно попрощаться с ним и смиренно принял его благословение, прежде чем
кинуться в дом, взлететь по ступенькам в чердачную каморку, которую делил с
шестерыми сожителями, и заплакать во весь голос.
Он выучил преподанный ему урок, хотя и не так, как рассчитывал его
отец. С этой минуты Оливье де Нуайен твердо решил, что никогда не станет
адвокатом.

Трогательная история, которая в разных вариантах приписывалась многим
людям. Однако Жюльен Барнёв понял, что ее протагонистом был Оливье, а потом
ее перенесли на Петрарку, когда позднее репутация Оливье рухнула в позоре и
поношениях. Затем этот анекдот обрел собственную жизнь и стал частью легенды
о юности Баха. Либо юный гений поощряется старшими, удивленными и
пораженными такой детской виртуозностью, как, говорят, было с Джотто и
Моцартом, либо он внушает тревогу, и родители тщатся всеми силами
перегородить стремительный поток. Возможно, среди этих историй нет ни одной
правдивой, возможно, они лишь клише, знаменующие рождение величия, погони за
единственной целью, погони, длящейся всю жизнь.
К самому Барнёву боги не прикоснулись, и он всего лишь изучал тех, кто