"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

был ими взыскан. Миру требуется только горстка гениев. Цивилизацию
поддерживают и распространяют души поменьше, которые берут в тиски великих
людей, связывают их толкованиями, и сносками, и аннотированными изданиями,
объясняют, что именно они имели в виду, когда им самим это было неизвестно,
показывают их истинное место в грозно-величавом движении человечества вперед
и вперед.
Вот для этой задачи он подготовился в совершенстве на протяжении
двадцати с лишним лет. Десятилетия труда, который он терпеливо со всем
тщанием тратил на подбирание источников, необходимых для достижения цели,
поставленной им перед собой. И труд его тоже был трудом страсти и любви, так
как он не был педантом, ученым сухарем, отгородившимся от мира. Отнюдь! Он
считал себя в малом масштабе крестоносцем, защищающим истинные ценности
цивилизации, пылающим любовью к жизни и знанию в эпоху, не ценящую ни то, ни
другое.
В юности он пописывал стихи, но был слишком суровым критиком других,
чтобы поддаться самообману. Он был счастлив отказаться от подобных претензий
и гордился своей зрелостью, которая помогла ему не тратить времени зря,
когда столько доморощенных гениев его поколения транжирили свои часы на
артистические грезы. Или же умирали, потому что Жюльену исполнилось
пятнадцать, когда немецкие армии прокатились через Бельгию в северную
Францию, и двадцать, когда завершилась бойня, унесшая без малого целое
поколение. Не время для романтических стихов или психологических изощрений
декаданса. Он редко говорил об этом периоде своей жизни, у него не было
желания воскрешать в памяти события, настолько его потрясшие. Он ушел на
войну добровольцем, как мог раньше, не дожидаясь призыва, ибо считал это
своим долгом и обязанностью и верил, что не только участие в сражениях, а и
самая готовность сражаться за родину и свободу, ею знаменуемую, может
составить пусть малую, но разницу. Он был дважды ранен, дважды награжден и
принимал участие в страшной битве под Верденом. Это упоминание уже
показывает, что ему пришлось перенести. Его идеализм оказался среди потерь,
понесенных в этой бойне.
Миллионы погибли, Барнёв остался жив. Демобилизовавшись в начале 1918
года - по причине своих ранений, - он вернулся в родной дом в Везоне,
солидный особняк на улице - ныне Жана Жореса, вернулся к прежней своей
жизни. Его отец никогда не расспрашивал его о перенесенном, и у Жюльена не
было ни малейшего желания касаться этого. Другое дело, если бы была жива его
мать. Догадаться о том, что он чувствовал, можно было разве в то утро,
когда, вскоре после заключения перемирия, прохожие видели, как он у себя в
саду медленно снимал полученные им ордена и медали и швырял их в костер. Их
заслужил кто-то другой, теперь ему чужой, вернее, тот, кого он считал уже
мертвым, прежде полный идеалов и надежд, для него теперь непостижимых.
Теперь Жюльен смотрел на свой долг совсем по-иному. Ну а ордена и медали
почти не пострадали от жара огня, но они закоптели, были засыпаны золой
настолько, что позднее садовник, ничего не заметив, закопал их вместе с
золой в землю, где они предположительно покоятся и теперь. Ну а его отец,
docteur Барнёв, с головой ушел в организацию подписки на сооружение
огромного памятника погибшим, который решено было врезать в холм,
поддерживавший старый город. Это было единственным намеком сыну на
облегчение, которое он испытывал от того, что имя его сына не значится в
списке на пьедестале, что он - не умирающий солдат, столь живо изваянный из