"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

поклонился и не попятился, чтобы дать ему пройти.
Чеккани остановился с выражением удивления и лице, достаточно
двусмысленным, которое в один миг могло смениться гневом или веселой
усмешкой.
Оливье еще раз поклонился и сунул руку за пазуху даже не заметив
тревоги, скользнувшей по тяжелому властному лицу коренастого прелата. Ведь в
том, что чело века его положения сражал наемный убийца, не было ничего
необычного, как и в том, что юноши и моложе Оливье прятали за пазухой
кинжалы. Как-никак это был папский двор.
- Мой господин, э... - начал Оливье и умолк пол влиянием сомнений,
тревог и необоримой застенчивости. На лице Чеккани появились первые признаки
гнева; он счел гротескное неизящество подобного обращения оскорблением его
особе и положению. Оливье уловил это слишком даже хорошо и понял, что ему
остается доля мига, прежде чем его судьбе, а может быть, и всей его жизни
будет положен предел.
- Мой господин, мне было милостивейше дозволено жить под твоим кровом и
пребывать в твоем присутствии много месяцев, а я ни разу ничем не выразил
своей благодарности. И я вот приготовил этот подарок. Он убог и ничтожен, и
я лишь надеюсь, что ты не сочтешь его дерзостью. Но если ты прочтешь слова
автора, а не дарящего, то, думаю, моя смелость не слишком тебе не угодит.
И он протянул свиток - Чеккани, а не секретарю, что само по себе было
дерзостью, - чинно поклонился и чуть ли не погубил все, окончательно струсив
и умчавшись по коридору.
Вдогонку ему, прежде чем он свернул за угол, донесся громкий хохот
Чеккани и секретаря, чьи напряжение и тревога сразу исчезли. Уши у него
горели еще несколько дней. А ночью, когда остальные мальчики услышали про
его выходку, он был свирепо избит. Они знали, что больше у них никогда не
будет такой возможности, если его прошение встретит милостивый прием.
С той поры, когда люди начали изучать себя, акт дарения приковывал
завороженное внимание тех, кто видит в нем одну из самых странных и сложных
форм общения - особо, хотя и не исключительно, человеческую. Когда дарить,
как дарить, что дарить - это крайне сложные вопросы, и требуется много
тонкости и тщания, чтобы найти правильный ответ и достигнуть искомой цели.
Во многих отношениях для Оливье, как ни был он юн, эта задача была очень
облегчена, поскольку он жил в эпоху, когда язык подношения даров был
общепонятен, грамматически прямолинеен и синтаксически прост. Его положение
по отношению к Чеккани было абсолютно ясно им обоим, и какие-либо
недоразумения исключались. Ему не требовалось просить чего-либо взамен,
поскольку само собой разумелось, что таково его желание, и просьба (и ее
выполнение, если она окажется успешной) воздаст честь дарящему, а не свяжет
его тяжелым обязательством. Мальчика не пугало, что он окажется обязанным
кому-то, возможно, до конца жизни - ведь каждый человек был обязан кому-то
(если ему посчастливилось), и все были обязаны Богу.
Единственно неопределенным заранее был отклик - ласковые слова, которые
все истолкуют как: "Я принимаю твою просьбу, но не считаю, что имеет смысл
что-то сделать для тебя - твой род незначителен, и нет никакой надежды, что
ты отплатишь мне, достойно оправдав мое покровительство". Или наоборот:
"Твоя просьба исполнена. Я беру тебя под свое покровительство, а ты
окажешься мне полезен, ибо, согласно моему намерению, то, что ты будешь
делать и как себя вести, станет малой - очень малой - помощью мне в моем