"Йен Пирс. Сон Сципиона " - читать интересную книгу автора

уверенностью в себе, чтобы сбросить путы унаследованных приемов и заговорить
прямо из глубины сердца.
______________
* эссе (фр.).

А еще есть последние стихи, написанные, по-видимому, перед самым его
крушением, когда он наконец полностью рвет с искусственностью и говорит со
звенящей страстью, которая не звучала в поэзии более тысячи лет. Даже в
переводе и через пятьсот с лишним лет трудно остаться равнодушным к тому,
как он изливает свой всепоглощающий восторг от свершения любви и понимает,
что это ни к чему привести не может. Естественно, такое впечатление
слагалось не у всех; для других последние стихи были свидетельствами
расстройства сознания, помутненного Черной Смертью либо какой-то внутренней
психической болезнью.
И поскольку до выводов Жюльена никому ничего подобного и в голову не
приходило, даже не рассматривалась возможность, что такая внезапная зрелость
самовыражения, такой сдвиг в сторону нарастающей эмоциональной
напряженности - сопровождаемый весомостью системы образов и уверенностью в
подходе - были следствием того, что Оливье впервые по-настоящему полюбил
реальную женщину, а не абстракцию, существовавшую только в его воображении.
Также не было известно, что любовь эта была не к Изабелле де Фрежюс, по
установившемуся мнению - вдохновительнице его поэзии; Жюльен установил, что
данная ассоциация возникла только после его смерти. Изабелла действительно
спускалась по ступеням той церкви в тот день, но Оливье ее даже не заметил.
Он смотрел в другую сторону, устремив неподвижный взгляд на девушку в темном
шерстяном плаще, аккуратно, но заметно заплатанном, торопливо шагающую в
одиночестве по другой стороне улицы. До тех пор, пока Оливье не увидел ее
снова и не узнал ее имени, он искал ее с исступлением, сквозящим в
написанных тогда строках. Каждый день, выходя на улицу, он надеялся увидеть
ее; много раз он следовал за фигурой, закутанной в темный плащ, только чтобы
ужаснуться, наконец увидев лицо, скрытое под покрывалом.
Жюльен заметил Юлию в первый же день круиза, когда поднимался по
сходням с чемоданчиком в руке, который побоялся доверить матросу. Она
облокачивалась о поручень высоко вверху, глядя на портовую суету и
разговаривая с мужчиной, которого Жюльен счел ее отцом, в чем не ошибся.
Она была настолько же красива, насколько ее отец был уродлив; в ней
смуглость, пухлость губ и легкая удлиненность носа слагались в то, что
художник вроде Модильяни превратил бы в классический образ эпохи, в намек на
неуловимую необычность. Те же самые черты у ее отца могли быть подчеркнуты,
искажены и окарикатурены в еще один классический образ той же эпохи, но без
какого-либо тончайшего намека.
Вечером того же дня он познакомился с ней за коктейлями, которыми
отпраздновалось начало круиза. Все они путешествовали первым классом,
закупленным en bloc* организаторами для интеллигентного сообщества
профессоров, писателей и интеллектуалов, которые объединились в круговом
неспешном объезде Средиземноморья с тем, чтобы некоторые читали лекции или
возглавляли экскурсии, когда пароход причалит вблизи изучаемых ими
достопримечательностей, а другие слушали бы. Большинство составляли
французы, хотя за столиками сидели и представители других европейских стран,
главным образом тех, которые еще совсем недавно сражались вместе. Юлия