"Юхан Пээгель. Рассказы" - читать интересную книгу автора

за все благодарит, но что она, мол, не ходит голая и голодная и что не
стоит так тратиться на нее, много ли ей, старому человеку, осталось жить.
И куда она пойдет здесь в таких дорогих тряпках. Ее внучатый племянник -
дюжий рыбак, денег и хлеба у него вдосталь, и он не забывает старую Трийн,
которая любит его детей и в доме которой он живет. Разумеется, Трийн
приятно, что о ней помнят. А как же! Только ей больше хотелось бы самой
что-нибудь сделать для дочери и внука.
Письма и посылки продолжали приходить. Трийн радовалась, слыша и видя,
что они там так хорошо живут. Но в ее письмах один вопрос так и оставался
незаданным, и он как бы рвал те тонкие нити, которые эта переписка, может
быть, могла связать.
Почему они не возвращаются домой? Почему они не спрашивают, что стало с
Сырвеской землей, где они родились и выросли? Почему дочь вышла замуж за
тамошнего человека и у ее детей такие имена, что Трийн их даже выговорить
не может? Разве они забыли, как плакали в Германии по своему домашнему
закутку, как они тогда были готовы все отдать за одну-единственную
настоящую сырвескую картофелину с соленой салакой?
Но однажды Трийн все же велела спросить, не вернутся ли они обратно.
Когда это письмо писалось, была весна. Трийн велела написать: "В Сырве
весна и все здесь такое красивое". Большего она сказать не сумела, но в
эту фразу она вложила все: и освободившееся ото льда Балтийское море,
которое, вздыхая, лизало отвесный берег Охесааре, и березы в
распускающихся листочках, и темный сосновый бор, где каждое утро куковала
кукушка и под деревьями росло несметное количество анемонов и
подснежников, и цветущие в тени акониты, и захватывающую дух картину
ясного утра с холмов Карги, Мынту и Вийеристи. В эту фразу она вложила
рокотанье моторов на рыбацких лодках и свежий запах рыбы и можжевелового
дымка, тянувшегося от очага летней кухни. Она вложила в нее сухие плотные
стежки тропинок в можжевельниках, возгласы белоголовых ребятишек и
звучание родного сырвеского говора. Трийн знала: они непременно поймут,
какова она - чудная весенняя пора на Сырвеской земле.
И хотя в ответном письме не было ни слова о возвращении, сердцем Трийн
все же почувствовала, что они, пока будут живы, не забудут весну в Сырве.
Но все-таки почему же они не приезжают?
Этого Трийн не может понять. Она встает по утрам и вдыхает знакомый
морской воздух, каждое лето ее приветствуют знакомые птицы и ступни ей
щекочет пряно пахнущий чебрец. Каждую весну она сажает под окном георгины.
Она ест соленую салаку и камбалу с рассыпчатой картошкой, выросшей в
песчаной почве, и запивает ее кислым молоком, она смотрит, как подрастают
живущие в доме дети, и поет им старинные сырвеские песни. А когда Трийн
умрет, ее похоронят там же, где похоронены ее отец и мать, ее деды и
прадеды.
Это родина Трийн. Скудная, железными прутьями судьбы истерзанная
Сырвеская земля, но все равно это ее родина, она сердцем срослась с ней,
потому что здесь Трийн родилась, трудилась, мучилась, мечтала и
разочаровывалась. В этом ее богатство, а у них там такой земли нет. И не
может быть.

1964