"Юхан Пээгель. Рассказы" - читать интересную книгу автора

быть, от всего этого, вместе взятого? Ведь какой-то фокус _должен_ здесь
крыться, иначе не могли бы рождаться на свет такие большие, сильные и
умные люди, у которых с самого рождения в ноздрях дыхание родного
можжевельника.

1968



ОДА ГАРМОНИ


- Это Освальд играет, до чего же хорошо. Прямо за душу берет, - говорит
Антон и закуривает.
Тихо в субботу вечером, и звуки гармони над маленькой бухтой ясно
доносятся сюда. Там растут славные Молодые березки, колхозная молодежь
опять поставила здесь качели и разровняла площадку для танцев. Позади
березняка высится крутой берег, на его выступе каждый год в Иванову ночь
жгут костры.
Сейчас Освальд играет совсем простенький, хорошо знакомый, много раз
слышанный вальс, под который так славно качаться на качелях. Заранее
знаешь все взлеты и спады мелодии и просто глазами видишь, как Освальд
сжимает или растягивает свою гармонь. И все это так созвучно удивительно
тихому субботнему июльскому вечеру, этому можжевельнику, этому березнячку
и этой бухте. Наверно, и Антону, если вальс берет его за душу.
Мы сидим и молчим, нам просто очень хорошо. Чудесный вечер, играет
музыка.
Нетрудно догадаться, о чем сейчас думает Антон, сощурившись глядя на
море и прислушиваясь к наивной мелодии старинного деревенского вальса. О
своей молодости, конечно.
В тринадцать лет - юнга на корабле. С первым рейсом попал в Петербург.
Шкипер велел: поди в баню. Просто сказать - поди. Город большой, языка не
знаешь, как ты эту баню найдешь. Беда, как говорится, ум родит. Навстречу
попался русский мужик с седой бородой, под мышкой веник. С веником в
церковь или в трактир не ходят, ясное дело, что старик направляется в
баню. Мальчишка повернулся на пятках и пошел вслед за ним. Оказалось, что
баня совсем недалеко.
Ходил под разными флагами. Лондон, Гамбург, Марсель, Капшдат, Сингапур,
Гонконг... Работа тяжелая, аж руки выворачивает, сутолока в портовых
трактирах, резкий вкус незнакомых напитков, желтые, коричневые, черные
женщины.
Потом - боцман. Новые корабли, палуба под морскими сапогами то
просмоленная, то грохающая железная. Женитьба, дети и опять море и тяжелый
труд. Ох ты, чертова бедность, ведь не на шутку схватились грудь с грудью
человек и море! Бедна же была ты, земля, если своих сыновей совсем еще
мальчишками посылала в чужие моря, потому что не в силах была сама их
прокормить! Или то была романтика далеких берегов? Море ведь умело манить
и заманивало, как оно и сейчас манит юношей... хоть работа, и жизнь, и все
прочее были чем угодно... только не этой самой романтикой.
Антон покачивает седой головой в такт своим мыслям.