"Юхан Пээгель. Я погиб в первое военное лето" - читать интересную книгу автора

сдавайтесь в плен, дадим вам на три дня провианта и отпустим домой.
- Брехня в чистом виде, - спокойно сказал на это капитан Рулли.
- Кто его знает, - вставил кто-то из ребят, - я ходил в штаб дивизии за
почтой, а там один комиссар допрашивал раненого пленного немца. Он
спросил:
- Почему наших комиссаров сразу расстреливаете?
- Я про это ничего не знаю, - ответил немец.
- А с другими пленными как поступаете?
- Назначаем им старшего и посылаем в лагерь на работу.
- А как поступаете с эстонцами? - спрашивает комиссар.
- Выдаем на три дня продуктов и отпускаем домой, - ответил пленный.
Может, так оно и есть.
- Чистая брехня. Это пропаганда, - сказал капитан Рулли с невозмутимым
спокойствием. - Для меня бы хуже и быть не могло, чем с немцами вместе
работать. Дважды я с ними воевал: в мировую войну и против ландесвера.
Мне-то уж хорошо известно, что они делают с пленными и что они вообще за
люди. Ребята, поверьте мне, в эту войну они еще узнают, почем фунт лиха.
Увидите, к зиме положат зубы на полку. Россия велика... А листовки - это
брехня, издавна известная, на дураков рассчитанная ловушка...
Сказал и на полуслове заснул, будто дома на мягкой постели.
Когда мы утром проснулись, он был уже на ногах и, до пояса раздетый,
делал свою знаменитую утреннюю зарядку.
(Разумеется, я никогда не узнал, как Рулли закончил войну. В общем,
скромно, как это было в его натуре - майором и кавалером ордена Красной
Звезды.
А демобилизовавшись, он пошел председателем в один отсталый колхоз и с
годами сделал его таким крепким, что в газетах не раз печатали статьи про
Рулли и интервью с ним. Когда он умер, уже пенсионером, довольно старым
человеком, много людей в районе пришло на его похороны. И орденов на
подушечках впереди траурной процессии было уже несколько.)



25


Сегодняшнее отступление опять вело нас по проселкам сквозь ольшаник,
изрытый машинами и колесами обозных повозок и смятый сапогами пехотинцев.
Повозки застревали, ребята толкали их и проклинали все на свете.
Предвечернее солнце было еще жарким. Жужжали поздние оводы, в зарослях
пахло истоптанным сеном, влажной землей, от которой шел пар, и лошадиным
потом.
У одного из поворотов дороги на поляне стояла брошенная лошадь.
Безжалостно загнанная. Холка - сплошное кровавое мясо, издали были видны
торчавшие ребра, правая задняя нога вывихнута или прострелена, потому что
лошадь на нее не опиралась. Она понуро стояла, не поворачивая головы, не
шевеля ушами. Даже не делая попытки отогнать густой рой мух.
Мы шли в колонне последними. Почему-то самым последним по этой окаянной
глине шел Рууди и вслух проклинал войну, отступление и русское бездорожье.
И тут случилось вот что.