"Даниэль Пеннак. Христиане и мавры ("Малоссен" #5)" - читать интересную книгу автора

ДАР НЕБА

Было это хмурым дождливым днем. Мы везли маму из больницы: она потеряла
ребенка и заливалась слезами, а небо вторило ей, опорожняя собственные
колодцы. Погода стояла не приведи господь, как сейчас помню. Дождь лил
третьи сутки подряд. Сена того и гляди все затопит. Самые расторопные уже
подумывали о ковчеге. Мама тихонько стонала:
- Это ужасно, ужасно, потерять плод любви, Бенжамен.
Я держал маму за руку, сидя в машине "скорой помощи", дерзко
лавировавшей в водных потоках.
- Ну не надо, мамочка, успокойся, отдохни.
- Нет, всё, это было в последний раз, мой мальчик, даю слово.
Мама цеплялась за соломинку клятв и обетов.
- Отдыхай.
- Ты хороший сын, мой маленький. Стараемся.
- Ну, ты тоже ничего.
Жалобы и утешения наводняли кибитку "скорой", по которой нещадно
молотил громовержец.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что ты хорошая мать!
На передней линии тоже было невесело. Хадуш сидел за рулем, а рядом с
ним Лауна заливалась в три ручья, почище мамочки. Ее только что бросил один
докторишка из больницы, где она работала, невропатолог какой-то. Она
оставила там добрую половину своего нежного сердечка.
- Руки чешутся расписать его, сукина сына, - вопил Хадуш. - Дай мне
зеленый свет, Лауна, я ему разъясню как следует, что такое любовь!
- Нет, Хадуш, оставь его, он не виноват, это моя вина. Клянусь тебе,
это все я, я!
- Такое спускать нельзя, Лауна! Никому. Не будет этого, пока я жив,
слышишь? Натравлю на него Мо и Симона, тогда узнает, почем фунт изюма,
кобель несчастный! Как там его зовут-то?
- Он не виноват, Хадуш, это я!
Лауна в точности повторяла нашу маму, только с изнанки, так сказать.
Она оказывалась брошенной так же часто, как мама бросала своих ухажеров,
будто стремясь восстановить некую справедливость в республике Любви. Но
каждый раз она падала с такой высоты и так расшибалась, что в нас с Хадушем
просыпалось желание кровавой мести. Только это гиблое дело - мстить за
Лауну: пришлось бы передушить всех медиков. Даже Хадуша с его приятелями на
это не хватило бы. В то время Лауна уже работала медсестрой, и вся эта
дружная гиппократова семейка питала к ней живейшие, но отнюдь не братские
чувства. Она щедро раздаривала себя, надеясь на такую же щедрость с другой
стороны. Она наивно предполагала наличие души у мужчин.
Словом, в машине был не меньший потоп, чем на улицах Парижа. Щетки
"дворников" слизывали со стекла капли дождя, смешивая их со слезами
отчаяния. Драматический отрывок жизни. Я в то время не выпускал тряпки из
рук. Эта занудность домашних хлопот доводит до того, что, кажется,
обрадовался бы мировой войне, раковой опухоли, чему угодно, лишь бы как-то
отвлечься.
И, как будто вняв моим пожеланиям, судьба послала нам привет в виде
"мерседеса", который вынырнул откуда-то слева, накатив на нас бурлящую волну