"Даниэль Пеннак. Маленькая торговка прозой ("Малоссен" #3) " - читать интересную книгу автора

жертв. Какой-то инспектор в штатском, собиравшийся только помочь одной из
этих молодушек перейти дорогу, оказался в итоге на асфальте с пулей между
глаз. Промашка: бабуля поторопилась.

Глава четвертая . Тут же собирается вся полицейская братия и клятвенно
обещает отомстить за невинно убиенного. Двое инспекторов, из тех, что
посообразительнее, докапываются, где собака зарыта, и Стожилкович
оказывается в казенном доме.

Глава пятая (в скобках, так сказать, в стороне от жизни). В ходе их
расследования оба инспектора становятся своими в Бельвиле в целом и в
семействе Малоссенов в частности. Тот, что помоложе, некий Пастор, тут же
влюбляется в мою мать, которая решает, в восьмой раз, заметим, начать жизнь
сначала, вновь объятая жаром любви. (Оба уходят.) Направление: отель
"Даниэлли" в Венеции. Бывает и так.

Что до второго - инспектор Ван Тянь, наполовину француз, наполовину
вьетнамец, считанные месяцы до пенсии, - он схлопотал три пули в этой охоте
на душегуба и преспокойно отсиживается на больничном в нашем уютном
гнездышке. Каждый вечер он рассказывает ребятне новую главу этого
увлекательного приключения. А рассказчик он знатный: внешность Хо Ши Мина и
голос Габена. Те слушают как завороженные, сидя на своей двухъярусной
кровати, ловя разинутыми клювами запах крови, захлебываясь переполняющим
душу грядущим счастьем. Старый Тянь назвал свой рассказ "Фея Карабина"* и
всем нам отвел в нем роли, самые что ни на есть лучшие, что только
способствовало качеству прослушивания, как говорят на радио.
______________
* См. роман Д. Пеннака "Фея Карабина" (СПб.: Амфора, 2005).


Глава шестая . Одно плохо - нет Стожилковича, нет сербскохорватского
дядюшки со стальным голосом, и у меня теперь нет партнера по шахматам.
Однако мы не так воспитаны, чтобы бросить беднягу. Клара и я решаем
навестить старика в его заточении. Его засадили в Шампронскую тюрьму в
Эссонне. На метро до Аустерлицкого вокзала, на поезде до Этампа, на такси до
тюрьмы, а дальше - конец шоссейной дороги. Вместо обычного глухого централа,
зажатого между отвесными стенами, мы оказываемся чуть ли не в дворянском
имении XVIII века, естественно с камерами, арестантской формой, расписанием
посещений; но в то же время с французским регулярным парком, гобеленами на
стенах, спокойная красота везде, куда ни кинешь взгляд, и приглушенная
тишина библиотеки. Никакого лязга железа, ни гулкого эха в бесконечных
коридорах, тихая гавань. Еще один повод для изумления: когда старый
тюремщик, незаметный, как музейный кот, проводил нас к Стожилковичу, тот
отказался с нами встречаться. Мимолетный взгляд через приоткрытую дверь его
камеры: небольшая квадратная комнатенка, пол завален скомканными листами
бумаги, из которых, как утес, выступает рабочий стол, ломящийся под тяжестью
словарей. Стожилкович задумал перевести Вергилия на сербскохорватский, пока
будет сидеть, и он боится не успеть за те несколько месяцев, что ему
присудили. Итак, ребятки, выметайтесь и будьте любезны соблюдать правила
игры: никаких посещений дядюшки Стожа.