"Павел Пепперштейн. Диета старика " - читать интересную книгу автора

Но я не теряю терпения:
- Китти, покажи руку. Если ты будешь послушной, то выйдешь замуж за
герцога. Если же ты не будешь слушаться своего папочку, да еще станешь
мерзко кусаться, то тебе придется ловить мышей в доме у какого-нибудь
заплесневелого адвоката. Они ведь такие скупцы! В день ты будешь получать
лишь каплю молока и какую-нибудь завалявшуюся кость. А когда ты подохнешь, с
тебя сдерут шкурку и жена адвоката сделает себе воротник. Подумай о мучениях
в темном шкафу, где тебя медленно пожирает моль. Вылезай оттуда, Китти, а то
тебе придется окончить жизнь в таком же мерзопакостном шкафу, как этот.
Китти неохотно вылезает. Она вся в пыли, одну руку держит во рту и
сосет.
- Перестань сосать руку, Китти!
- Все равно мне не быть женою герцога.
- Отчего же? Ты думаешь, герцог не захочет жениться на моей дочери?
Ошибочка!
- Да, но я не хочу за герцога. Мне больше нравится директор театра.
- Хорошо, я выдам тебя за директора театра, если ты только вынешь изо
рта свою руку и покажешь ее мне.
Китти показывает мне свою руку. В ней небольшая круглая дыра с
коричневыми, как будто обуглившимися краями.
- Это Вольф тебе сделал?
- Да, это сделал гнусный Вольфганг. Теперь мне придется постоянно
носить перчатку, скрывая стигмат.
- Она сама попросила меня об этом, - вымолвил Вольф. Он стоял посреди
двора, в своем синем пальто, широкоплечий, с отражениями закатного света в
толстых выпуклых стеклах очков. Он собирался ехать на работу. В руках он
держал черный портфель, где, аккуратно завернутые в бумагу, лежали различные
инструменты.
- Ты опять едешь на работу, Вольф?
- Да, еду.
Что за работа была у бедного Вольфа, Рой! Его могли вызвать в любое
время суток, и он немедленно собирался и ехал. Часто он приезжал глубокой
ночью или даже под утро, смертельно усталый. И почему он выбрал именно эту
профессию?


5

- Милый Ольберт, я чувствую себя неважно, - сказал герцог, заламывая
прозрачные пальцы. - Я тоскую.
- Ну-ну, ваше сиятельство, бодрее! Мы все порой тоскуем, а я так просто
гнию.
Старичок в кресле начинает волноваться.
- Отвратительно! - бормочет он. - Оле позволяет себе. Я всегда рад
видеть малыша, но считаю: уж если ты призрак, то будь скромнее, наконец. Не
годится игриво намекать на судьбу тела. И так ясно, что оно где-то
распадается в укромном уголке. Но Ольберт остался таким, каким был всегда.
Его с детства прозвали Tweedledoom в честь одного из близнецов Зазеркалья.
Вообще-то людям искусства многое позволено.
- Над чем вы сейчас работаете, милый Ольберт? - спрашивает герцог,