"Павел Пепперштейн. Кекс" - читать интересную книгу автора

Я гнал стада к зеленым пастбищам,
Чтоб нагуляли жир перед зимой,
Но горный обвал убил весь скот,
И я, одинокий, пью чай в Доме Сухих Цветов.

Затем Пухти-Тухти пошарил под кошмой, покрывающей нары. Двигаясь, он
был похож на моржа - кожа его лоснилась и блистала, под ней перекатывались
огромные светящиеся объемы жира. Наконец он достал нечто и показал это
Сверчкову и Брюллову. К их несказанному удивлению, это была членская книжка
бурятского отделения Союза писателей СССР - истертая, старая, но все еще не
совсем развалившаяся. Брюллов изумленно раскрыл билет - Бадмаев Сергей
Иванович, принят в СП СССР в 1969 году. С потрескавшейся фотографии, где
серое сменилось желтым, смотрело молодое простое бурятское лицо - совсем не
похожее на заплывшее жиром, огромное лицо Пухти-Тухти.
- Хотите знать, как называется этот дом? - спросил Пухти-Тухти,
медленно обводя вокруг себя рукой, которая толщиной могла бы поспорить с
взрослым морским котиком. - Он называется Дом Сухих Цветов. - И, совершенно
неожиданно, он произнес по-английски: Welcome to The Haus of Dry Flowers.
Писатели огляделись: барак действительно был полон высушенными связками
полевых цветов. Они свисали с потолка на нитках, букетами стояли в углах.
Стены были сплошь оклеены журнальными вырезками с фотографиями обнаженных и
полуобнаженных женщин. Среди этих бесчисленных плеч, блестящих губ, локонов,
бедер, ног, белозубых улыбок, кокетливых глаз, волнистых животов, курчавых
темных и золотистых треугольников и нежных вагинных складок выделялось одно
квадратное пустое место. В центре этого промежутка была иголкой приколота к
стене страница из детской книжки: картинка с подписью. Воде бы ежик, а
точнее, ежиха в красном фартуке в белый горошек, стояла на крыльце домика и
смотрела на дальнюю гору.
- Вы видели Кекс? - спросил Царь, указывая в окно, где тоже стояла
гора - высокий курган, испещренный черными кусками автомобильных шин, как
тесто, полное запекшимися изюминками.
Литераторы кивнули. Царь подал знак, что они могут идти.
Гибкий Улан, так и не сказав ни одного слова, с цирковыми поклонами
проводил их вон из царского барака. Обернувшись, они увидели на дощатой
стене домика надпись, намалеванную по трафарету: ДСЦ-1.
Им дали новую работу, снова связанную с черной резиной: резать резину
на узкие полосы, а затем, проволокой, скреплять эти полосы в узкие трубки.
Работа была тяжелая, нормальных ножей не было - работали "заточками" и
игрушечными ножиками для школьников.
Но на душе было легко. Все ходили сытые: на особой зоне была своя
скотоводческая ферма, был птичий двор, была даже хлебопекарня. Царь Пухти
показывал себя хозяйственным и рачительным управителем: каждый день все пили
жирное козье молоко с кипяточком.
К тому же осенний ветер, кроме запахов приближающейся зимы, нес слухи о
скорой амнистии. Ждали свободы, как ждут, что из лужи мазута вдруг вынырнет
белоснежное существо.
Брюллов по утрам и вечерами молился перед бумажной иконой, читал каноны
и акафисты. Сверчков, откинувшись на нары, слушал церковнославянские фразы,
составленные некогда с изысканным мастерством людьми, явно искушенными в
изящной словесности. И вспоминал веснушчатое личико.