"Артуро Перес-Реверте. Дело чести" - читать интересную книгу автора

возвращался кое с чем таким, с чем возвращаться не стоило. На память о
службе отечеству остался выщербленный зуб (это мне крепко вмазал один
сержант), а на память о тюрьме Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария - покореженная
носовая перегородка и две татуировки: на правой руке, пониже плеча, одна -
сердце и слово "Кусочек", на левой другая - "Я родился тибе на беду". Этой
буковкой "и" в слове "тибе" я обязан моему приятелю Пако Шестипалому:
разукрашивая меня, он был в хорошем градусе, ну, и, ясное дело... Кстати, в
тот день, о котором я веду речь, как раз исполнилось три месяца с моего
выхода на свободу, и это была первая работа, что мне удалось получить.
Так вот: я, жутко довольный собой, крутил баранку "вольво", слушал
кассету "Лос Чунгитос", а сам думал о том, как заеду оттянуться к
португальцу Алмейде, то есть к Нати, и знать не знал, какие события уже
готовы были обрушиться на мою голову.
В общем, в тот день - день Пресвятой Девы Фатимской, я точно помню,
ведь португалец Алмейда был очень набожен, и над входом в его бордель
красовался изразец с образком, а над ним фонарик, - где-то после обеда, я
припарковал свой грузовик, сунул под рукав футболки пачку "Уинстона" и
выпрыгнул из кабины, собираясь облегчиться и выпить пива.
- Здорово, красавчик, - приветствовала меня Нати.
Она всех так встречала - "здорово, красавчик", - так что не подумайте
ничего такого. Эта Нати была бабенка что надо, и мы, дальнобойщики,
рекомендовали ее друг другу по ОВЧ - радио, по которому переговариваемся в
рейсах: с ним не так одиноко в пути, а при нужде можно как-то подсобить
друг другу. В заведении имелись и другие девушки - три-четыре доминиканки и
одна полька, но я всегда подкатывался к Нати, если только она бывала
свободна. Вообще-то она была бабой португальца Алмейды - он взял ее с улицы
и сделал своим доверенным лицом. Она занималась кассой, управляла борделем,
и все такое, но вот поди ж ты - и сама продолжала работать, мерзавка
эдакая.
А у португальца Алмейды, когда он пересчитывал деньги, вся ревность
проходила. Такой вот он был сукин сын...
- Вот, Нати, заехал с тобой побарахтаться. Если, конечно, ты не
против.
- С тобой я никогда не против, красавчик. Пять кусков, ты же знаешь.
Скажу сразу: шлюхи интересуют меня не больше, чем любого другого
мужика. Но дальние рейсы - штука тяжкая, да и одиноко бывает так, что
просто невмоготу. А кроме того, в двадцать семь лет очень трудно забыть,
как постился полтора года, сидя в каталажке. Вот только лишние деньжата у
меня, конечно, нечасто водятся. Короче, вы понимаете. Маленькая радость раз
в две-три недели здорово помогает сбросить напряжение и забыть о разных
неприятностях, о перекопанных дорогах, о жандармах, которые, чуть что,
начинают тебя трясти, как грушу: подавай им документы, накладные, то да се,
да еще и костерят тебя почем зря - это вместо того, чтобы задерживать
разных маньяков, банкиров и телеведущих.
От которых, по-моему, обществу больше всего вреда.
Ну, да бог с ними. В общем, я отправился с Нати в комнату, залил ей
бак, а потом вышел, собираясь хлебнуть пивка, прежде чем снова залезть в
кабину. Иду себе довольный, облегченный, футболку в джинсы засовываю. И тут
я увидел ее.
Когда в жизни наступает какой-то важный момент, плохо - а может, как