"Николай Переяслов. Мой дедушка - застрелил Берию (Роман с биографией) " - читать интересную книгу автора

стипендии, с традиционным заходом в магазин "Варна", где покупалась сразу
целая куча бутылок недорогого, но более-менее качественного болгарского
вина, которое мы начинали пить уже прямо в электричке, благо, что вечером,
когда мы ехали к себе назад в Ашукинскую, они были почти всегда полупустыми.
Понятно, что во весь этот период жизни мне было не до поисков встречи с
дедушкой... Ситуация стала меняться на благоприятную только к весне, когда
нас начали переселять в новое шестнадцатиэтажное общежитие на Профсоюзной
улице и, благодаря этому, высвобождалась целая куча времени, которую больше
не надо было тратить на езду в электричке, а главное - между мной и им
теперь оказывалось всего каких-нибудь полторы-две улицы расстояния (а как
мне поведали много лет спустя, в те годы К. С. Москаленко жил уже в
знаменитом "доме на набережной", то есть - совсем рядом с моим Горным
институтом, находившимся возле станции метро "Октябрьская"). Но так уж
случилось, что именно к этому времени я потерял, уснув в электричке, свой
паспорт, и поэтому, не имея возможности выписаться со старого места и
прописаться на новом, практически один из всего первого курса продолжал
болтаться между Москвой и Ашукинской, ожидая, когда в местное отделение
милиции придет ответ на посланный в Донбасс запрос, и мне наконец выпишут
дубликат взамен утерянного. Но ответа все не было и не было, а когда он в
конце концов пришел, то ушел в отпуск милиционер, в запертом столе которого
осталось лежать мое "дело".
Сжалившись надо мной, дежурный местного ОВД объяснил мне однажды, где
проживает необходимый мне инспектор, и, мешая в душе матерщину с молитвами,
я потащился по почерневшему последнему снегу искать указанные улицу и номер
дома.
Нашел. Вошел в калитку. Поднялся на крыльцо... И чуть не задохнулся от
запаха самогона.
Зациклившись мыслями только на своем паспорте, начал стучать в запертую
(явно изнутри) дверь. Не дождавшись ответа, прижался лицом к мутному стеклу
веранды и вскоре разглядел в полумраке коридора припасенные для какой-то
надобности ведра со снегом. И, опять ощутив запах самогона, обо всем
догадался... Точно так же когда-то (чего уж греха таить!) поступала и моя
мама, перегонявшая на самогон не съеденное за зиму варенье. Набрав в ведра
необходимого для конденсации спиртовых паров снега, она, чтобы не оказаться
застуканной за этим небезопасным занятием кем-нибудь из непрошенных гостей
(а самогоноварение в те годы считалось деянием уголовно наказуемым, и за
него могли не только крупно оштрафовать, но даже и посадить!), хитро
набрасывала на скобу снаружи двери замок, чтобы думали, что дома никого нет,
затем запирала дверь изнутри и водружала на печь объемистую кастрюлищу с
брагой, приспособленную с помощью вставляемой сверху алюминиевой миски под
самогонный аппарат...
Я отошел несколько шагов от крыльца инспекторского дома и, запрокинув
голову, посмотрел на крышу. Из печной трубы энергичной колбасиной выползал
густой дым. Повернувшись, я медленно поплелся через поселок назад в общагу.
Так прошла еще одна неделя, затем еще одна, и еще...
А там закончился четвертый семестр, и подошло время ехать на каникулы.
О-о-о! Кажется, ради них одних я сегодня снова готов пойти в
какой-нибудь ненужный мне институт, чтобы терпеть там все эти коллоквиумы,
зачеты, экзамены и прочее - лишь бы дождаться, когда, подбрасывая высоко в
воздух свою кожаную папку, на институтское крыльцо выбежит очумевший от