"Евгений Андреевич Пермяк. Уральские были-небыли (сборник) " - читать интересную книгу автора

Этакая издевка. Только в глаза не плюет. Изувечить такого мало. А сами
на коровку поглядывают. И чем больше глядят они на нее, тем пуще она их
околдовывает. Тут, к слову сказать, Прохор твердо понял, какие фартуны
Фартуната выфартуначивает, как купцов-скупцов она деревянной Красулькой
оболванивает.
Молчат купцы-скупцы и прикидывают. Если такую коровку в бронзе отлить
или в том же тонком чугуне, то за каждую ее отливку дадут не меньше трояка.
Сто отливок - триста рублей. А ежели пятью, шестью, семью сотнями отливок
модельная коровка отелится - золотым стадом тогда она обернется.
Далмат тоже молчит, но будто слышит, о чем скупщики думают. Слышит и
себя распаляет.
- Корову не корову, - начал торговаться один из скупцов, - а полкоровы
дам.
- А я, пожалуй и целую могу, - встрял другой.
- И я, пожалуй, - решил перебить третий, - да еще целкачок на подойник
набавлю.
Вдова стоит у порога ни жива ни мертва. Язык запал. За косяк держится,
чтобы не упасть. Изба вкруговую пошла. Пол в ее глазах зазыбился. А Далмат
взял со стола коровку, сунул себе за пазуху и сказал:
- Продешевил я, вдова, дареную тебе коровку продаваючи. За эту цену я,
пожалуй, ее и сам у тебя куплю. Вот тебе три десятирублевика, маловерная
баба!
Схватила вдова деньги, подол в зубы, да и была такова.
Опять в горнице как в колодце. Все молчат. Один только не молчал. Тот
самый, которого Прохор Фартунатиным бесом назвал.
- Тыщу! - крикнул скупцам Далмат. - Берите, пока не поздно. Кукуев две
даст.
Принесли на третий день скупцы тысячу рублей. В складчину решили
купить. Только уж поздно было. Далмат свою деревянную Красульку продал
Кукуеву за три тысячи рублей.
Сидел бес в Далмате. Сидел!


* * *

Пришло время. Запросил неухоженный Далматов дом домовитую хозяйку
ввести. Невест выискалось столько, что два полка солдат оженить можно. И
ладные были. А растаянная царевенка с каждыми смотринами живеет и живеет в
Далматовых снах. Днем видеться начала. Мелькнет и сгинет. А в одно вешнее
утро увидел он ее на том самом пригорочке, где царевна стояла.
- Не бойся! Не растаяла я для тебя. И ты для меня суженым вылепился:
Ни глазам, ни ушам не верит Далмат. А она в самом деле всамделишная.
Теплой к его груди припала и про базар вспомнила. И он вспомнил тот миг,
который, как большого света молния, выжег тогда в его глазах на веки вечные
ее лик. А дальше...
А дальше бабка моя, Анна Лаврентьевна, такие слова выискивала про
Далматову и Марунину любовь, что перед этими словами самоцветные каменья
гасли. И я помню их, да на нить нанизать не могу. Боюсь их красу-басу
окощунить или хотя бы обеднить.
Словом, и ночью солнце не заходило в доме Далмата. Счастье, как