"Лео Перуц. Снег святого Петра" - читать интересную книгу автора

своеобразен. В моей памяти воскрес сначала какой-то мотив, какая-то
старинная песня, о которой я уже много лет не вспоминал. Я напевал про
себя эту мелодию до тех пор, пока не увидел комнату с дубовой панелью и
загроможденный книгами стол. Еще я увидел себя, сидящего перед пианино и
наигрывающего эту самую песню. Теперь я припомнил и текст - в достаточной
мере банальный. "Одной любви твоей я жажду", - так начиналась эта песня.
Мой отец расхаживал взад и вперед по комнате, по своему обыкновению сцепив
руки за спиной. Из сада доносилось щебетанье птиц. "Мне верность не нужна
твоя", -играл я дальше. "Барон фон-Малхин-и-фон-Борк!" - доложил чей-то
голос. Мой отец остановился и сказал:
- Попросите этого господина войти.
Я встал из-за пианино и отправился в свою комнату, как всегда поступал
в тех случаях, когда к отцу приходили гости.
Только потом мне пришло в голову, что давешний посетитель моего отца и
владелец мовердских поместий вовсе не должны были оказаться непременно
одним и тем же лицом и что могло быть несколько носителей этого титула. Я
прочел объявление еще раз. Затем я уселся за стол и написал письмо, в
котором заявлял о своей готовности занять освободившееся место врача.
Вскользь я упомянул о своем отце, описал свою жизнь и, поскольку это могло
представлять интерес для постороннего человека, сообщил кое-какие данные о
своем образовании.
Я не стал дожидаться возвращения коллеги. Оставив ему записку с
просьбой вернуть мне взятую для прочтения книгу, я отправился в ближайшее
почтовое отделение и отправил письмо.
Ответ я получил спустя десять дней. Он вполне соответствовал моим
ожиданиям. Барон фон Малхин писал, что почитает за честь то
обстоятельство, что был лично знаком с моим отцом. Он счастлив, что случай
предоставляет ему возможность оказать услугу сыну столь высоко им чтимого
и, к сожалению, столь преждевременно скончавшегося ученого. Он просил
сообщить ему, могу ли я занять место уже в этом месяце, и подробно описал
дорогу к поместью: мне придется проехать через Оснабрюк и Мюнстер, а на
станции Рода меня будет ожидать коляска. Что ж, теперь мне оставалось лишь
выполнить некоторые формальности: послать в общинное управление мой
докторский диплом и свидетельство о том, что я уже работал в качестве
врача-практиканта.
Когда я сообщил тетке, что еще в этом месяце покину Берлин, так как
поступил на место деревенского врача, она приняла это известие к сведению
как нечто само собою разумеющееся и долгожданное. В тот вечер мы говорили
только о предстоящих мне расходах. Мне было необходимо пополнить свой
гардероб, купить основные хирургические и родовспомогательные инструменты,
а также приобрести небольшой запас медикаментов. После моей матери
остались некоторые драгоценности: кольцо с изумрудом, два браслета и
старомодные жемчужные серьги. Все это мы продали. К сожалению, мы выручили
за эти вещи значительно меньше, чем предполагали, и мне пришлось, как ни
тяжело было на это решиться, продать значительную часть библиотеки отца.
Двадцать пятого января тетя проводила меня на вокзал. Она настояла на
том, чтобы оплатить мой дорожный провиант из собственных средств. Когда я
простился с нею на перроне и поблагодарил ее за все то, что она сделала
для меня, я впервые увидел на ее лице нечто вроде волнения. Мне казалось
даже, что в ее глазах стояли слезы. Когда я вошел в вагон, она решительно