"Лео Перуц. Маркиз де Боливар " - читать интересную книгу автора

Сарачо, которого наши люди - уж не знаю, за что, - прозвали Дубильной
Бочкой - может быть, за его грузную комплекцию. К вечеру нам удалось сбить с
позиций и рассеять мятежников; наша конница преследовала их до лесов, где
они укрылись врассыпную, и мы едва не взяли в плен самого полковника
Дубильную Бочку, который не мог передвигаться быстро, потому что страдал
подагрой.
Потом мы простояли ночь в открытом поле - к досаде моих драгун, которые
ругались и злились, что после такого дня им не могут дать хотя бы ночлега на
сухой соломе. Я - больше в шутку - пообещал каждому из солдат пуховую
постель с шелковой занавеской на следующую ночь, если только мы войдем в Ла
Бисбаль, и они успокоились.
Сам я провел часть ночи вместе с Эглофштейном и лейтенантом Дононом в
квартире полковника. Мы пили глинтвейн, играли в фараона, чтобы развлечь
командира, но он не переставал вспоминать и рассказывать о своей недавно
умершей жене, так что нам пришлось отложить карты, слушать и стараться не
выдать себя, ибо в полку "Нассау" не было ни одного офицера, который не
побывал бы в постели Франсуазы-Марии...
Около пяти утра я отправился с Эглофштейном поднимать моих драгун.
"Prenez garde des Guerillas![2]" - крикнул вслед мне полковник. Обязанность
наблюдать за местностью, разыскивая признаки присутствия герильясов, была
самой утомительной, но что делать - я был самым молодым офицером полка.
Но дорога была свободна, мы не столкнулись с мятежниками и не видели их
следов. Заметили только нескольких убитых мулов. Подъезжая к деревне
Фигеррас, видели и двух мертвых испанцев, которых, очевидно, довезли туда
смертельно раненными; один из них был бойцом отряда Сарачо, другой - в
униформе полка "Нумансия", и, вероятно, их надеялись довезти до деревни, но
смерть настигла их в пути.
Сама деревня Фигеррас была совершенно покинута жителями, все крестьяне
вместе со стадами овец ушли в горы. Только в кабачке при выезде из деревни
сидели три или четыре испанца. Это были disperses[3], бойцы из отряда
Сарачо, и они немедленно убежали, завидев нас, а с опушки леса кричали нам:
"Muerte a los Franceses!" - "Смерть французам!", но ни они, ни мы не сделали
ни одного выстрела. Только один из моих людей, капрал Тиле, крикнул им в
ответ: "Вовеки! Аминь, козлы чертовы!"; он вообразил, верно, что "Muerte a
los Franceses!" означает что-то вроде "Хвала Иисусу Христу!"
Когда мы подъехали к Ла Бисбалю, нас встретил на дороге местный
алькальд, он выехал за городские ворота навстречу конному отряду. Мы слезли
с лошадей, он подошел и приветствовал офицеров обычными в таких случаях
словами. Город, сказал он, настроен в пользу французов, поскольку герильясы
полковника Сарачо причинили горожанам большой ущерб, сожгли немало строений,
а в округе угоняли у крестьян скот. В городе лишь очень немногие настроены
враждебно к императору, но они ушли к герильясам. Он просил пощадить город,
заверяя, что горожане полны желания сделать для храбрых солдат великого
Наполеона все, что в их силах.
Эглофштейн коротко ответил, что он лично не может ничего обещать, так
как обращение с населением города полностью зависит от полковника. Затем он
вместе с алькальдом и его письмоводителем отправился в ратушу, чтобы
подготовить расквартирование подразделений полка. Горожане, составлявшие
свиту алькальда, в явном страхе, не надевая перед нами свои шляпы, поспешили
по домам - к своим женам.