"Елена Первушина. Ты любишь джаз?" - читать интересную книгу автора

неописуемым. Дети лепят себе душу из всего, что попадется под руку, и просто
удивительно, что у них так часто получается хоть что-то путное.
Но сегодня я чинно поднимаюсь по дорожке к дому, дыша в затылок прочим
гостям. Откуда они все-таки взялись? Друзья? Да нет, слишком молоды.
Наверное, друзья сына, а то и внучек. Но зачем они здесь? Зачем их
пригласили? А меня зачем пригласили? Я-то уж точно здесь никто. Старая
знакомая этого дома. Но если бы не пригласили, я могла бы дождаться темноты,
пробраться в дырку в заборе, сесть на старое крыльцо, достать из-за пазухи
фляжку с коньяком... В общем, я уже говорила, что фантазии - стихия опасная
и, как правило, неуправляемая.
Впрочем, пока реальность оказывается невероятнее всяких фантазий. Дом
вымыт и принаряжен к приему гостей. Ставни сняты, под крышей, там, где
Константин Сергеевич повесил когда-то эффектную корягу а-ля лосиные рога,
сегодня укреплены два огромных обручальных кольца и вензель из роз: сверху -
"75", внизу - "751". Но это все мелочи; у будки рядом с домом сидит, виляя
хвостом, огромная кавказская овчарина - Анчар, любимец Константина Сергеича.
Он повизгивает, тянет ко мне морду, улыбается во всю пасть, пуская слюни. И
я, как последняя дура, почти купилась на эту приветливость и раскрыла руки
для объятий, но вовремя сообразила, что настоящий Анчар сейчас рычал бы, как
бормашина, при виде незнакомых людей, беспрепятственно входящих в дом, да и
вообще Анчар уже лет десять, если не больше, спит в земле сырой, а передо
мной всего лишь хорошенькая голографическая копия старого друга.
Сам дом сверкает новой краской, вокруг раскинулись нарядные клумбы и
живые изгороди из цветущего шиповника, а перед самым крыльцом стоят две
яблони в цвету, и ветви их, соприкасаясь, образуют триумфальную арку.
Однако, приглядевшись повнимательнее, я замечаю, что цветы, кусты, деревья -
тоже голографические картинки. Чуть в стороне на полянке играет Штрауса
голографический камерный оркестр.
Все это слишком неожиданно для меня, и я отхожу в сторону, присаживаюсь
на перила крыльца, чтобы перевести дух. Когда-то это были наши кони:
справа - мой рыжий Дреки, слева - Татьянин Черный Красавчик. Я провожу рукой
по шее Дреки - по столбику крыльца - и всматриваюсь вдаль. Как и в старые
времена, вдали за кронами деревьев синеет озеро, слева на небольшой поляне
должна стоять старая яблоня, на которой нам разрешалось сидеть, если дрозды
не вили там гнездо. Но яблоня тоже давно сгнила и развалилась, а
восстанавливать голографическими методами ее не стали, что, признаться, меня
несказанно радует. Вместо яблони на поляне стоят какие-то столы, прикрытые
полиэтиленом.
- Девушка, здесь нельзя сидеть! Проходите в дом! - обращается ко мне
какая-то строгая дама в сером форменном платье.
Передернув плечами, я возвращаюсь на ковровую дорожку. В дверях меня
просят показать приглашение. Слава богу, я не успела его выкинуть и теперь
могу с гордым видом помахать нужной бумажкой перед лицом секьюрити и пройти
по деревянным мосткам с канатными перилами через веранду в гостиную. Как по
сходням на корабль. Я уже ничему не удивляюсь, мой внутренний переключатель
установлен теперь на режим "вечеринка" - переборки опущены, люки задраены,
полная боевая готовность.
В гостиной установлен огромный стол с огромным свадебным тортом и
прочими причиндалами, в углу суетятся телевизионщики (видимо, их
присутствием и объясняется такой наплыв гостей - канал наш городской, но