"Елена Первушина. Убежище. Ночь и День" - читать интересную книгу автора

Правда, на этот раз мне действительно интересно. Потому что мой гость
доказал свои абсурдные заявления делом - я принесла с кухни головку чеснока,
протянула ему дольку, и он, хоть и морщился, но покорно сжевал. И тогда у
меня появилась надежда, настолько тонкая, чистая и безумная, что я даже
облекаю ее в слова. Правда, когда я пригласила гостя разделить со мной
завтрак, он отказался.
- Овощи, сыр, хлеб - это для меня слишком. Я так до рассвета из туалета
не выйду. Вегетарианцем мне никогда не бывать. В основном питаюсь слабо
прожаренным мясом. Но могу обходиться без живой крови - это уже что-то, не
так ли?
- И как же вас угораздило?
- Ну вообще-то это недешево стоило. К счастью, я в свое время сумел
припрятать кое-что из семейных сбережений, вот и потряс копилку. Это
генетическая терапия. Слышали, про генномодифицированные овощи? Ну вот, я
такой овощ. Один мой хороший приятель из Института переливания разработал
вирус... Точнее, сначала он начал работать над генными модификациями, а
потом стал моим хорошим приятелем. Словом, сейчас я заражен вирусом, он
внедряется в мои клетки и меняет геном, так что мой желудочно-кишечный тракт
начинает вырабатывать те же ферменты, что и у обычных людей. Но на
V-инфекцию он не влияет. И... В общем, я то, что я есть. Повышенная
чувствительность к прямому солнечному свету, сильная сонливость днем,
аллергия на серебро. Но я не пью кровь. Это уже кое-что.
Тогда я не стала спрашивать больше, хоть мне и было любопытно. Знала,
через час-другой, когда его немного отпустит, он мне выложит все в
подробностях. И, разумеется, не ошиблась. Я давно уже не ошибаюсь в таких
делах. Я пошла к себе, забралась под плед и попробовала уснуть. Разумеется,
совершенно без толку, потому что эта подлая живучая надежда уже звенела у
меня в ушах комариным звоном: "Неужели-неужели-неужели?" Неужели впервые за
много тысяч лет кто-то из них наконец понял, что нельзя жить, питаясь чужой
кровью, даже если называть это "особой культурой", "ночной охотой" или "иной
стороной реальности"? Неужели ему хватило храбрости и упорства, чтобы
придумать способ и вернуться сюда, на эту сторону? И неужели
(неужели-неужели-неужели?) он сумел добраться невредимым до моего Убежища?

* * *

Тут наш герой и возник на пороге. И начал рассказывать. Без предисловия
и, что само собой разумеется, без приглашения. И, конечно, не про то, про
что мне действительно хотелось услышать, а про свою горькую судьбину. Был он
мальчиком из хорошей семьи и родился что-то около 1790 года. Родовое имение
под Орлом, матушка, сестры, качели в саду, рыжий пес по кличке Верный. Потом
само собой - Петербург, офицерство, манеж, балы, шпоры, страстное пожатие
нежной ручки между второй и третьей кадрилью, котильонная болтовня. Потом
была война, был Смоленск, было кочковатое поле, обжигающе-холодная земля,
обжигающий свинец где-то под сердцем. И была Она. Она была славной
маркитанткой славной французской армии, звали ее Жюли. Она подалась вслед за
победоносными войсками, потому что предположила, что в общей суматохе никому
не будет интересно, что она будет делать с ранеными, оставшимися на поле боя
под покровом ночи. Первое время все так и было. Однако она была не слишком
разборчива, пила кровь и у своих, и у чужих, и солдаты стали что-то