"Елена Первушина. Убежище. Ночь и День" - читать интересную книгу автора

совсем туго, я смотрел фильмы про природу "Би-Би-Си" или "Дискавери" - фильм
за фильмом, час за часом, ночь напролет до полного осоловения. Помогало. И
потом голод. Это смешно. Я поел, я сыт, но голод не в желудке, а в голове.
Если я не крался за жертвой, не чувствовал, как она билась, не слышал ее
стонов, рассудок просто отказывается признавать, что тело сыто. Он требует:
"Иди и убей, иначе не будешь спать спокойно". И еще это презрение к жертвам,
к тем, к обычным, молодежь зовет их диким словом "терпилы". Я никогда не
думал прежде, что это так легко перенять, что оно пускает такие глубокие
корни. Что так легко и естественно чувствовать себя выше других и так трудно
отказаться от этого. Наверное, тут мог бы помочь психолог, но к какому
психологу пойдешь с такими проблемами? В таком деле и два человека - много,
а три - уже непростительно много. Кирилл, доктор, он советовал мне
посмотреть программу анонимных алкоголиков. Я смотрел их сайт. Они пишут,
что нужно найти всех, кому причинил зло, и попросить прощения. Для меня это
был бы неимоверный труд, но я думаю, рано или поздно придется. Иначе я
действительно не смогу смотреть на себя в зеркало.

* * *

Секундант является уже под вечер. Я его знаю - это сам глава клана.
Впрочем, ничего удивительного - могу представить себе, какой у них поднялся
переполох, когда они все узнали. Я открываю дверь. Секундант застывает на
пороге, потом медленно, не сводя с меня глаз, как-то бочком-бочком
протискивается в дверной проем. Видимо, тот самый побочный эффект, о котором
говорил Андрей. Что ж хорошо, в данном случае он работает на нас.
Если вы думаете, что верховный вампир Центрального района выглядит, как
какой-нибудь весь из себя депутат или бизнесмен, то ничего подобного.
Возможно, в новостройках или где-нибудь в Москве это действительно так -
такие у них представления о солидности и значительности. Наш питерский
вампир не особо старается - на нем довольно-таки обшарпанная курточка,
пиджачок с растянутыми локтями, орденская планка на пиджаке - правда, все
медали юбилейные, - тяжелая деревянная палка-трость, темные очки. Он и в
самом деле пережил здесь блокаду, и я никогда не спрашиваю у него, как
именно пережил, - это из тех вещей, которые я слишком хорошо себе
представляю, а потому не хочу знать.
Я ставлю на стол бокалы. Андрей открывает бутылку, разливает вино. Я
достаю конфеты в вазочке, печенье, вываливаю в салатницу купленный в
магазине готовый салат - на случай, если соседи заглянут за солью или за
спичками, они любят заглядывать в такие моменты. Потом мы втроем садимся за
стол.
- Я предлагаю такой вариант: ты возвращаешься к нам, а за это мы не
трогаем врача, - говорит секундант сразу, без подготовки.
Он слишком встревожен, чтобы ходить вокруг да около. Голос у него
хриплый и по-старчески дребезжащий, но мне приходится закусить губу и повыше
поднять подбородок, чтобы справиться с собой. Это голос вампира - очень
старого и очень сильного вампира, и меня от него трясет.
- Если вы тронете врача, я тут же сдам его убийц, - не раздумывая,
отвечает Андрей и, обернувшись ко мне, добавляет: - Вы ведь разрешите мне
воспользоваться телефоном?
- Конечно, - киваю я. - Больше того, я провожу вас до отделения