"Антон Первушин. Война по понедельникам" - читать интересную книгу автора

гипотетических построений, невысказанных надежд и бесполезных вопросов.
Рекомендаций никаких он для себя так и не выработал. Нужна помощь, но к
кому обратиться за ней? В компетентные органы пойти? Там поднимут на смех,
если не возьмут, чего доброго, на заметку. К коллегам? Примут за
сумасшедшего, начнут обходить стороной, замолкать при появлении, крутить
пальцем у виска. Близких друзей у Максима не было: не нашел как-то среди
этих "демократов" и "либералов" близкого по духу человека. Своей девушки -
пока не имелось тоже. Да и что сказала бы ему "своя" девушка? "Максим, ты
не в себе"? Остается уповать на эффективность защиты, даже если никакой
защиты на самом деле нет.
Между тем Максим совершенно напрасно отбросил идею пойти, все рассказать
компетентным органам. Потому что один человек в российской Службе
Безопасности, давно и пристально наблюдал за ним самим и за происходящими
вокруг него событиями. Этот человек в тот же самый день, взглянув на часы,
принял наконец решение, одобрив его кивком собственному отражению в
огромном, на полстены, зеркале. После чего вызвал двоих наиболее
расторопных своих подчиненных.
- Пора, - сказал он этим двоим.
И те, ни слова не говоря, отправились выполнять задание.


11 августа 1938 года (год Тигра)

Новообразовавшаяся альветвь ISTI-58.101.L

Митрохин умирал.
Он лежал на полу переполненной камеры Лубянки, в духоте, на подстеленной
под него десантной куртке Игоря, и бредил.
- Люба, Любочка моя, - звал он, мотая головой. - Где ты, Люба? Почему я
тебя не вижу?..
Игорь, стоя на коленях, придерживал его голову с горячим, как хорошо
растопленная печка, лбом, с волосами, перепутанными, мокрыми от пота,
чтобы Митрохин не расшибся об грязный пол.
- Люба! Люба! - звал Митрохин.
- Заткни его! - рявкнул кто-то злобно из другого угла камеры. - И так
тошно.
- Человек в бреду. Человек тяжело ранен. Как вы можете? - урезонил
скандалиста другой голос.
Игорь с благодарностью посмотрел в ту сторону. Там, тоже на полу, обхватив
руками колени, сидел парнишка - может быть, только чуть постарше Игоря, с
характерной наружностью: кучерявый, черноволосый, смугловатый, с большим
некрасивым носом. Губы у парнишки были разбиты, рубаха порвана, в уголках
рта запеклась кровь. Заметив, что Игорь смотрит в его сторону, парнишка
улыбнулся распухшими губами и кивнул.
- Люба, Люба, - заведенно шептал Митрохин.
Когда расположившегося напротив высокого молчаливого мужчину увели на
очередной допрос, парнишка пересел на освободившееся место, ближе к Игорю.
- Добрый вечер, - сказал он тихо. - Меня зовут Иосия. Фамилия - Багрицкий.
- Игорь.
- Что с вашим другом? - спросил Иосия, кивая на стонущего Митрохина.