"Людмила Петрушевская. Время ночь (сб. "Дом девушек")" - читать интересную книгу автора

говорила. Алена болеет, у нее постоянно грудница.
- Грудница??? - (И чуть было не типа того, что от кого ж это у нее
грудница, от чьего такого молока?)
И я быстро, прихватив несколько еще сухарей, хорошие сливочные сухари,
веду вон из кухни Тиму смотреть телевизор в большую комнату, идем-идем,
скоро "Спокойной ночи", хотя по меньшей мере осталось полчаса до этого.
Но она идет за нами и говорит, что можно заявить на работу Алены, что мать
бросила ребенка на произвол судьбы. Это я, что ли, произвол судьбы?
Интересно.
- На какую работу, что ты, Оксаночка, она же сидит с грудным ребенком!
Наконец-то она спрашивает, это, что ли, от того, о котором Алена когда-то
ей рассказывала по телефону, что не знала, что так бывает и что так не
бывает, и она плачет, проснется и плачет от счастья? От того? Когда Алена
просила взаймы на кооператив, но у нас не было, мы меняли машину и ремонт
на даче? От этого? Да? Я отвечаю, что не в курсе.
Все эти вопросы задаются с целью, чтобы мы больше к ним не ходили. А ведь
они дружили, Дуня и Алена, в детстве, мы отдыхали рядом в Прибалтике, я,
молодая, загорелая, с мужем и детьми, и Маша с Дуней, причем Маша
оправлялась после жестокой беготни за одним человеком, сделала от него
аборт, а он остался с семьей, не отказавшись ни от чего, ни от манекенщицы
Томика, ни от ленинградской Туси, они все были известны Маше, а я подлила
масла в огонь: поскольку была знакома и с еще одной женщиной из ВГИКа,
которая славна была широкими бедрами и тем, что потом вышла замуж, но ей
на дом пришла повестка из кожно-вене-рологического диспансера, что она
пропустила очередное вливание по поводу гонореи, и вот с этой-то женщиной
он порывал из окна своей "Волги", а она, тогда еще студентка, бежала
следом за машиной и плакала, тогда он из окна ей кинул конверт, а в
конверте (она остановилась поднять) были доллары, но немного. Он был
профессор по ленинской теме. А Маша осталась при Дуне, и мы с моим мужем
ее развлекали, она томно ходила с нами в кабак, увешанный сетями, на
станции Майори, и мы за нее платили, однова живем, несмотря на ее серьги с
сапфирами. А она на мой пластмассовый браслетик простой современной формы
1 рубль 20 копеек чешский сказала: "Это кольцо для салфетки?" - "Да", -
сказала я и надела его на руку.
А время прошло, я тут не говорю о том, как меня уволили, а говорю о том,
что мы на разных уровнях были и будем с этой Машей, и вот ее зять Владимир
сидит и смотрит телевизор, вот почему они так агрессивны каждый вечер,
потому что сейчас у Дениски будет с отцом борьба за то, чтобы переключить
на "Спокойной ночи". Мой же Тимочка видит эту передачу раз в год и говорит
Владимиру: "Ну пожалуйста! Ну я вас умоляю!" - и складывает ручки и чуть
ли не на колени становится, это он копирует меня, увы. Увы.
Владимир имеет нечто против Тимы, а Денис ему вообще надоел как собака,
зять, скажу я вам по секрету, явно на исходе, уже тает, отсюда Оксанина
ядовитость. Зять тоже аспирант по ленинской теме, эта тема липнет к данной
семье, хотя сама Маша издает все что угодно, редактор редакции календарей,
где и мне давала подзаработать томно и высокомерно, хотя это я ее
выручила, быстро намарав статью о двухсотлетии Минского тракторного
завода, но она мне выписала гонорар даже неожиданно маленький, видимо, я
незаметно для себя выступила с кем-нибудь в соавторстве, с главным
технологом завода, так у них полагается, потому что нужна компетентность.