"Керен Певзнер. Ее последний круиз" - читать интересную книгу автора

пользованию электроприборами, но переход из каменного века в двадцатый для
многих оказался непосильным. Не находящие себе места в этом новом мире люди
втянулись в наркотики, участились случаи самоубийства от тоски, а также
насилия над близкими. Из районов, где государство покупало им квартиры,
стали убегать жители, продавая свои дома за копейки - цены стремительно
ползли вниз.
Апофеозом стал случай с "эфиопской кровью". Во время массовой сдачи
крови солдатами, один парень заметил, что на пакете с только что сданной им
кровью, медбрат написал "Эфиопия" и отложил порцию в сторону.
Солдат рассказал об этом члену Кнессета от эфиопской общины, и
разгорелся скандал. В Иерусалиме произошло кровавое столкновение десятков
тысяч эфиопов с полицией. Горели машины, демонстрантов разгоняли из
брандспойтов.
На телевидении шли нескончаемые дебаты на тему: прав или нет министр
здравоохранения, что отдал приказ уничтожать кровь эфиопов. Приводились
страшные данные о том, что четверть общины заражена СПИДом и ботулизмом.
Министр, защищаясь от нападок, в прямом эфире предложил перелить желающим
эфиопскую кровь. На вопрос одному из членов Кнессета, особенно активно
громившего расистское постановление министра, хотел бы он, чтобы его дочь
вышла замуж за эфиопа, тот воскликнул "Я был бы горд!". И тем самым показал
свою сущность: если человек не расист, то ему абсолютно все равно, какого
цвета избранник его дочери.
После этого случая общество встрепенулось. То, что Израиль погряз в
противоречиях, и теория "плавильного котла" себя не оправдала, догадывались
давно, но именно сейчас у всех общин появился чувство осознания корней. Если
раньше все считали себя нивелированными "строителями нового общества", то
сейчас на первое место вышла гордость за свою непохожесть на других. Как
грибы росли разные землячества и кружки любителей испанского, болгарского и
других языков. Русский театр стал лучшим в Израиле, а молодые эфиопы обоего
пола заплели волосы в мелкие косички и начали подражать в одежде и манере
поведения афро-американцам, также идеализирующим культуру черного
континента. Никто не хотел быть просто евреем. Каждый хотел показать свою
индивидуальность. Поэтому девушки и добавляли при рассказе о себе, откуда
они, или их родители, родом.
- Это замечательно, Рики, что ты хочешь стать учительницей, - искренне
ответила я ей и обратилась к рыжеволосой красавице. - А ты? Что ты
расскажешь о себе?
- Меня зовут Шарон, - ответила она и замолчала.
- Это мы знаем. Продолжай.
- Не хочу, - спокойно сказала она.
"О, - подумала я, - в этом кино мы уже были. Метод профессора
Преображенского действует на все сто!" Поэтому я не спросила, почему Шарон
не хочет говорить. Это за меня сделали девушки.
- Ну, почему? - допытывали они ее.
- Не хочу, - повторила Шарон с той же интонацией.
- Это нечестно, - Катя надула губы. - Мы все рассказывали, а она что,
лучше других?
- Кэт, либо ты неумна, либо считаешь себя хуже меня. В обоих случаях
твоя позиция ведет к провалу, - Шарон встала, показывая тем самым, что
встреча закончена.