"Ключи от рая" - читать интересную книгу автора (Дейч Ричард)

ГЛАВА 9

Купол собора Святого Петра, творение Микеланджело, устремился в небо на высоту триста девяносто футов.[12] Для того чтобы воплотить в жизнь замысел великого итальянца, потребовалось сорок четыре года. Купол в буквальном смысле стал позолоченной короной, венчающей католическую церковь. Майкл, в составе группы из шести ученых обходя алтарь собора, поднял взгляд вверх, поражаясь работе древних мастеров, которая насчитывала уже четыре столетия. Он был в свободной одежде: коричневая куртка поверх белой рубашки, в нагрудном кармане пенал с карандашами и ручками. В руке Майкл держал небольшой кожаный портфельчик, в котором помимо всего прочего лежали два блокнота, видеокамера, еще один пенал, несколько книг по истории Ватикана и две коробки конфет, которые он уже переложил в карман куртки. Очки в круглой золотой оправе придавали ему вид почтенного ученого мужа.

После часовой лекции, в ходе которой ученым подробно рассказали обо всем, что им предстояло увидеть, ровно в 9.15 началась экскурсия. Она была спланирована как обзорная, предваряющая цикл более подробных лекций, намеченных на вечер. Экскурсия должна была продлиться три часа и завершиться в 12.15 в Музее сокровищ ризницы. У Майкла не было никакого желания торчать весь вечер на лекциях. К тому времени, как ученые соберутся в лекционном зале, сам он уже будет находиться на борту самолета, вылетающего из Рима. Взглянув на часы, Майкл запустил таймер. Все подготовлено. Если не произойдет ничего непредвиденного, к полудню операция будет завершена. У него в запасе три часа.

Группа, в составе которой находился Майкл, состояла из ученых, а не из обычных туристов — на них он вдоволь насмотрелся за последние четыре дня. Сестры Екатерина и Тереза, собрав скудные сбережения, вырвались из монастыря Тайной вечери в Ирландии, где они читали послушницам курс истории католицизма. Монахини приехали в Ватикан якобы для учебы, но на самом деле их в первую очередь интересовала месса, которую завтра должен был служить на площади Святого Петра сам Папа Римский. Больше всего они напоминали Майклу фанаток, преследующих рок-звезду. Им посчастливилось уже трижды присутствовать на проповедях Папы, и они были готовы набиваться в тесные микроавтобусы, расфасовывать по пакетам картошку или торговать футболками только ради того, чтобы снова его услышать. В группе были два раввина из Бруклина: Абрамовиц и Лохейм. Эти приятные пожилые мужчины находили радость в малейшем дуновений жизни, своим светлым молодым духом бросая вызов сумеркам преклонного возраста. Многие туристы, приехавшие в Ватикан, удивляются, увидев в залах иудейских священников. Они не понимают, что, хотя представители этой религии и не признают Иисуса Христа мессией и спасителем, Иисус все равно остается для них иудеем и учителем, прожившим свою жизнь праведником. Ну а Петр, в чью честь был воздвигнут этот великий город, считается у иудеев апостолом.

И наконец, в группу входил профессор Альберт Хиггинс. Вчера вечером они с Майклом посидели за бутылкой вина, и профессор долго разглагольствовал о своих теориях божественности. У Майкла сложилось впечатление, что Хиггинс может неделями распространяться о своей особе. Через час Майкл, извинившись, откланялся, сославшись на то, что ему нужно беречь силы для завтрашней экскурсии. Утром, когда группа собралась у дверей музея, Хиггинс встретил Майкла так, словно увидел его впервые в жизни, удостоив лишь едва заметным кивком. Этот человек замечал вокруг себя только то, что хотел.

Экскурсоводом выступал брат Иосиф, сотрудник Ватикана, который занимался изучением его истории. Те немногие волосы, что остались у него на голове, давно поседели, однако, круглое, как у херувима, лицо еще сохранило мальчишеский задор. Оставив модные костюмы в прошлом, брат Иосиф был в коричневой сутане и белой рубашке со стоячим воротничком, знаком принадлежности к своему ордену. От рождения носивший имя Джузеппо Мариано, профессор истории Ватикана из Римского университета, три года назад он потерял в автокатастрофе жену. Лишившись спутницы жизни и самого желания жить, он с головой погрузился в работу, обнаружив в этом свое призвание. Не решившись постричься в монахи, брат Иосиф нашел компромисс, став послушником; и если по прошествии трех лет тяга останется, он посвятит остаток жизни служению Господу. Брат Иосиф относился к своей работе очень серьезно и, несмотря на улыбчивость, был беспощаден к тем, кто не желал следовать местным порядкам.

Майкл слушал брата Иосифа, кивая и жадно заглядывая ему в рот. Однако это была лишь маска; мысленно он уже выполнял свой план. Проснувшись на рассвете, Майкл еще раз во всех деталях проработал предстоящую операцию, пытаясь предугадать все непредвиденные препятствия и их последствия. Такой сосредоточенности ему не удавалось добиться ни разу в жизни. В прошлом все кражи он совершал для себя, повинуясь эгоизму или жадности. Но не сегодня. Сейчас все это делается ради Мэри. Все продумано, подготовлено, установлено, приведено в действие. Все идет по плану.

В десять часов утра Атиллио Вителли, выглянув из-под «альфа-ромео», решил, что бежать ни к чему. В четырех полицейских машинах, свернувших к мастерской, для него не было ничего нового. Машины итальянского производства, стоявшие в гараже, были приобретены законно — по большей части. Ну а у остальных уже перебиты номера, на них выправлены новые документы, и теперь их никак больше нельзя привязать к прежним владельцам. Девять жандармов прилежно окружили Вителли, дожидаясь, чтобы он заговорил первым. Однако пожилой автослесарь даже не смотрел на них до тех пор, пока грузный лысый офицер не просунул голову под капот красной машины.

— Атиллио, на этот раз мы приехали не по поводу машин, — объявил он.

Вителли оживился.

— Значит, это визит вежливости, Джанни?

У следователя Джанни Франконе никогда не было на Вителли ничего существенного: только подозрения и догадки. Он знал о незаконной деятельности механика, просто не мог ничего доказать. Поэтому, когда сегодня утром из анонимного звонка ему стало известно о том, что в полдень планируется осквернение одной из римских достопримечательностей, причем подготовка к преступлению проходила в гараже Вителли, Франконе просто не справился с соблазном нагрянуть к своему давнему знакомому с обыском.

Трое полицейских принялись осматривать двор, а шестеро вошли в небольшой, на три машины, гараж.

Франконе уселся на капот «фиата-спайдера», своим весом угрожая подвеске.

— Итак, друг мой, не было ли у тебя в последнее время гостей?

В тысяча пятьсот сорок шестом году главным архитектором собора Святого Петра был назначен Микеланджело Буонарроти. Великий мастер значительно изменил формы многих элементов конструкции, в том числе и главного купола, под сводами которого мы сейчас находимся, но, к несчастью, ему было не суждено дожить до завершения строительства. — Майкл и остальные ученые окружали брата Иосифа плотным кольцом, чтобы не пропустить ни слова. — Собранные здесь произведения искусства попали сюда разными путями. Одни были приобретены или подарены, другие создавались специально для Ватикана, а кое-что найдено прямо под землей на том самом месте, где мы сейчас стоим, — по-английски с сильным итальянским акцентом рассказывал брат Иосиф. Он остановился перед величественным мраморным изваянием человека с копьем в руке. — Обратите внимание на четыре великолепные скульптуры святых, которые поддерживают колонны, окружающие папский алтарь. Они называются Хранителями реликвий. Вот эта статуя Лонгина, — брат Иосиф указал на изваяние с копьем, — была создана Берпини, а три остальные высечены его учениками. Все скульптуры содержат реликвии. Святой Лонгин — это центурион, пронзивший копьем бок распятого на кресте Христа, чтобы убедиться, что он мертв. Это изваяние хранит в себе острие того, что некоторые называют «копьем страдания Христова».

Развернувшись, брат Иосиф провел группу к скульптуре женщины с огромным крестом в руках.

— Статуя святой Елены, матери императора Константина, обнаружившей крест, на котором был распят Христос. Одно время здесь хранились гвозди и частицы Истинного креста Господня.

Он повернулся к скульптуре женщины, держащей в руках вздыбленный порывом ветра платок.

— Это святая Вероника, которая предложила Христу свой платок, чтобы тот вытер лицо, когда нес свой крест на Голгофу. Здесь хранится то самое покрывало, которое Господь вернул Веронике с запечатленными чертами своего лица. Обратите внимание на ее позу: в бое быков одно из классических движений называется «вероникой». Тореадор медленно взмахивает красным плащом перед быком, подобно Веронике, вытирающей лицо Христу. И движение его получило название в честь этой статуи.

Врат Иосиф провел группу к четвертой, последней скульптуре.

— Святой Андрей — родной брат святого Петра и подобно своему брату принявший смерть на кресте. Он умер в Греции, прибитый к косому кресту. Голова святого Андрея хранилась в Ватикане до тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, когда она в знак улучшения отношений с Греческой православной церковью была возвращена в греческий город Патрас, — именно там апостол две тысячи лет назад принял мученическую смерть. Но, за исключением головы святого Андрея, все реликвии, о которых я упоминал, находятся здесь. Все они хранятся в часовне над святой Вероникой.

Маленькая группа начала подниматься по красивым мраморным ступеням, примыкающим к скульптуре святого Лонгина. Майклу без особого труда удалось выдать себя за профессора Майкла Макмагона из университета Сент-Олбанса. Он подделал рекомендательное письмо руководства университета с просьбой оказать содействие профессору Макмагону в его исследованиях, посвященных истории Ватикана. Когда управление учебных программ запросило подтверждения, из университета ответили, что профессор Макмагон находится в академическом отпуске и путешествует по миру, собирая материал для своей будущей книги. Ему можно оставить сообщение; профессор по крайней мере два раза в месяц проверяет речевую почту. В администрации университета объяснили, что вследствие ограниченных финансовых возможностей академический отпуск профессора продлится только один семестр; университет Сент-Олбанса будет крайне признателен за любую помощь, оказанную Макмагону.

В университете Сент-Олбанса действительно работал некий профессор Майкл Макмагон. Покопавшись в Интернете, Майкл без труда выискал всех тех тщеславных ученых мужей, которые не только объявили во всеуслышание о своем длительном отсутствии, но легкомысленно обнародовали график своих передвижений. Профессор Макмагон на самом деле путешествовал по свету, собирая материал для книги; однако в настоящий момент он находился не в Риме, а в отдаленном уголке Тибета, где общался с буддистскими монахами.

Небольшая группа остановилась прямо под куполом, там, куда редко проникает посторонний взгляд. Эта часть собора называется Священными гротами, сообщил гид; доступ сюда открыт только исследователям и археологам. Название как нельзя лучше соответствовало этим зловещим пещерам, погруженным в полумрак. Отблески мягкого света сотен свечей плясали на позолоченных канделябрах, закрепленных на полированных мраморных стенах. Ученые шли мимо украшенных затейливой резьбой саркофагов, уходивших, казалось, в бесконечность. Как объяснил брат Иосиф, здесь было место последнего успокоения не только большинства пап начиная с 1549 года, но также многих императоров, королей и прочих знаменитостей.

— Здесь похоронены сто пятьдесят три понтифика, — гулко отражался от мраморных сводов голос брата Иосифа. — И найдется место еще для многих сотен. Разумеется, надо надеяться, что их служение Христу будет долгим и плодотворным.

— Кстати, о сроках пребывания на Святейшем престоле, — вмешался профессор Хиггинс. — Вы не могли бы упомянуть о тех понтификах, чья жизнь оборвалась вследствие насилия?

Брату Иосифу очень не понравилось, что его прервали; это было написано у него на лице. Однако он благоразумно решил уступить:

— В восемьсот восемьдесят втором году Папа Иоанн Восьмой был убит во сне. Далее, Папа Иоанн Двенадцатый, которого избрали Папой, когда ему было всего восемнадцать лет. Он был убит в декабре девятьсот шестьдесят третьего…[13]

— Я имел в виду более недавние события.

Снисходительная усмешка Хиггинса была острее прямого обвинения.

Брат Иосиф пристально смотрел на Хиггинса, казалось, целую вечность, несомненно стараясь изо всех сил сдержать свою ярость. На маленькую группу опустилась неуютная тишина.

— Да… в общем, на нашу долю также выпали подобные печальные события. В тысяча девятьсот восемьдесят первом году во время покушения на Папу Иоанна Павла Второго к святому отцу первым подоспел полковник Алоис Эстерманн. Полковник грудью защитил его святейшество. На протяжении многих лет Папа поддерживал очень близкие отношения с Эстерманном; понтифик назначил его командиром швейцарской гвардии. К сожалению, меньше чем через два часа после назначения произошла страшная трагедия: полковник Эстерманн и его жена были убиты у себя дома…

Его снова прервал Хиггинс:

— После того как выяснилось, что он работал на «Штази», тайную полицию Восточной Германии…

— Неправда, — остановил его брат Иосиф. — Профессор Хиггинс, пока вы являетесь гостем Ватикана, я попросил бы вас воздержаться от пересказа всяких непроверенных слухов. Супруги Эстерманн были застрелены сержантом швейцарской гвардии, который после этого приставил пистолет себе к виску. Так что да, в Ватикане действительно произошло убийство в тысяча девятьсот восемьдесят…

— Если точнее, — опять вмешался Хиггинс, — я на самом деле имел в виду убийство, совершенное в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году.

Он многозначительно посмотрел на гробницу Папы Иоанна Павла I.

— Вы позволяете себе слишком много, сэр. Маленькая группа с любопытством наблюдала за разгорающимся спором.

— Я только повторяю то, что было опубликовано в открытой прессе. Насколько я понимаю, Папа был отравлен. Его обнаружили сидящим у себя в кровати, мертвым. Сколько времени он пробыл Папой? Кажется, меньше двух недель?

— Инфаркт миокарда, — сквозь стиснутые зубы процедил брат Иосиф. — У святого отца случился сердечный приступ.

— Однако вскрытия не было…

— Профессор Хиггинс, если вы хотите, чтобы вас проводили обратно в гостиницу, я с радостью это устрою. В противном случае дискуссия окончена. Нам не нравится, когда нас оскорбляют наши гости.

Хиггинс открыл было рот, собираясь добавить еще что-то, но передумал. Однако после победы над братом Иосифом его зеленые глаза загорелись чуть ярче.

Полицейские сосредоточенно трудились в мастерской Вителли. На верстаке лежали металлические и пластмассовые опилки; три листа чистой бумаги, которые были скомканы, а затем разглажены, и пустой баллончик из-под сжатого газа. Худощавый следователь, на вид совсем юный, держал листы бумаги руками, затянутыми в хирургические перчатки. Взяв длинный грифель, он осторожно поводил им по бумаге.

— Сейчас мы увидим следы той надписи, которая была сделана на листе, лежавшем сверху.

— И?.. — нетерпеливо спросил следователь Франконе.

— Это какой-то чертеж.

— Твой? — Франконе повернулся к Вителли, невозмутимо курившему сигарету.

— Нет. Мне чертежи не нужны. Все, что мне нужно, хранится вот здесь. — Вителли постучал себя по лбу.

— В таком случае чьи это чертежи?

Вителли понял, что ему надо было запросить с того американца больше.

— Ко мне в мастерскую приходил один американец. Попросил ненадолго одолжить кое-какой инструмент.

— И ты разрешил постороннему работать у тебя в гараже? Такой законопослушный человек! Ты меня просто поражаешь, Атиллио.

— Порой я сам себе поражаюсь. Этот тип показался мне совершенно безобидным. И он расплатился наличными.

Следователь Франконе отнесся к анонимному звонку в полицию с недоверием, но теперь, глядя на проступивший на бумаге чертеж, он радовался, что все же не поленился проверить мастерскую Вителли. Франконе не мог определить, что это, но нутром чувствовал, что в гараже, где разбирают краденые машины, безобидные игрушки не мастерят.

Что ж, похоже, твой американский приятель что-то замыслил. А если это так и мы не успеем его остановить… Атиллио, после стольких лет честного труда ты, возможно, отправишься за решетку как сообщник.

— Сообщник чего?

— А вот это ты сейчас и поможешь нам выяснить. — Франконе посмотрел на часы. Времени было 10.32.— И тебе лучше шевелить мозгами побыстрее, а то эта машина станет последней из тех, что ты «отремонтировал».

Маленькая группа продолжала экскурсию по катакомбам Ватикана. Словесная перепалка между профессором Хиггинсом и братом Иосифом завершилась напряженным молчанием, нарушить которое до сих пор никто не решался. Ученые подошли к черной чугунной калитке, вмурованной в гранит, которую охраняли двое швейцарских гвардейцев. Врат Иосиф предъявил свое удостоверение, а также записку с разрешением. Внимательно изучив бумаги и лица его подопечных, гвардейцы наконец пропустили их дальше.

Повозившись с многочисленными ключами, гид отпер калитку, за которой начиналась широкая каменная лестница. Ученые двинулись по двое, переговариваясь вполголоса, сознавая, что с каждым шагом спускаются в толщу времени. Наконец они очутились в пещере с низким сводом. Пройдя пятьдесят ярдов по каменным пещерам, как естественным, так и созданным руками человека, маленькая группа остановилась перед большим голубым пластиковым занавесом. Брат Иосиф отодвинул занавес, и они шагнули в затхлую сырость.

Судя по всему, здесь велись обычные археологические раскопки: земляной пол, тускло освещенный гирляндой строительных ламп, пласты почвы, вскрытые полосами высотой по три дюйма, каждая полоса отмечена табличкой. Эти раскопки продолжались уже семьдесят пять лет под руководством и бдительным присмотром церкви. Хотя вера здесь была наиболее сильная и чистая, руководство церкви прекрасно сознавало, что предмет споров может скрываться в каких-нибудь дюймах под землей. Кто может знать наперед, какие археологические находки могут вызвать самые нежелательные дебаты?

— Добро пожаловать в некрополь. — Брат Иосиф остановился, давая возможность насладиться невероятным зрелищем, открывшимся впереди: улицей древнего города, где вместо неба был лишь каменный свод. — Вы видите место, где встретились два мира, две религии. Это кладбище, как христианское, так и языческое.

Тесная пещера, в которой очутились экскурсанты, действительно представляла собой улицу шириной не больше шести футов; по обеим сторонам возвышались строения из кирпича и камня, двери которых были покрыты полустершейся резьбой. Тускло освещенная дорожка, петляя влево и вправо, терялась в полном мраке.

— Эта часть, раскопки которой велись на протяжении тридцати лет, содержит десятки величественных гробниц, все они языческие — кроме одной. Кладбище относится к эпохе до императора Константина, который, как известно, сделал христианство государственной религией Древнего Рима; ему около двух тысяч лет. Некрополь — это языческое слово, которое означает «город мертвых». Христиане предпочитали называть кладбище coemeterium — это слово, перешедшее во многие европейские языки, переводится как «место спящих людей».

Брат Иосиф двинулся по полого поднимающейся улице. Экскурсанты последовали за ним, проникнутые благоговейным страхом перед этой языческой тайной, погребенной глубоко под самым сердцем христианского мира.

— Раскопки и исследования в некрополе начала в тысяча девятьсот тридцать девятом году группа ватиканских археологов, действовавших по указанию самого Папы Пия Двенадцатого.

Брат Иосиф вышел на расчищенное место. Над землей поднимались остатки древних стен.

— Это все, что осталось от первой церкви Святого Петра, нашего первого понтифика. Эта церковь, построенная в сто пятидесятом году от рождества Христова, была погребена в земле, уступая место первому собору, возведенному Константином в четвертом веке. И лишь во время недавних раскопок были обнаружены самые неопровержимые свидетельства жизни святого апостола Петра.

Достав из кармана маленький фонарик, брат Иосиф посветил чуть левее. Луч озарил большую стеклянную панель, вмонтированную в гранитную стену. За стеклом находилась комната. Взгляд не сразу различил кости, не молочно-белые, какими их показывают в криминалистических хрониках по телевизору, а гораздо более темные. Фонарик высветил большую берцовую кость, малую берцовую кость, бедренную кость; можно было различить череп, хотя нижняя челюсть отсутствовала и недоставало многих зубов. И только тут до маленькой группы дошло, что эта груда костей когда-то была человеческим существом, воином-святым, первым главой могущественной церкви.

Каким бы ни было мировоззрение и вероисповедание, невозможно было не проникнуться благоговейным трепетом при виде самой истории, при виде останков человека, которого две тысячи лет назад преследовали, а затем предали жестокой смерти за его верования и учение, над которым издевались за его незыблемую веру, как до этого издевались над его учителем.

Брат Иосиф перешел на шепот:

— Если из этой точки подняться строго вверх, очутишься прямо посреди собора. В четырехстах футах над нами находится вершина купола. Церковь Господа нашего, в буквальном смысле возведенная над его самым преданным учеником, Петром, чье имя произошло от греческого слова «петрос», то есть «камень».

— Были ли здесь обнаружены другие останки? — спросила сестра Екатерина.

— Нет, был найден только Петр. Могилу его жены отыскать так и не удалось.

Все были удивлены, за исключением раввинов. Брат Иосиф улыбнулся.

— До того как Петра познакомил с Иисусом его брат Андрей, он был женатым рыбаком; эдикт о безбрачии появился только спустя тысячу лет. В других гробницах находятся человеческие останки, но вот в этом захоронении никаких тел больше нет. Гробница святого Петра разрушилась от времени вместе с большей частью той первой церкви, в которой его похоронили. Но, как вы увидите, многие другие предметы той эпохи прошли испытание временем. В основном они представлены в экспозиции наверху. Кресло Петра, цепи, которыми его сковали, пергаментные свитки, писанные его собственной рукой, кое-какая одежда, ткани, глиняные горшки и ключи…

В самих музеях было многолюдно. Брат Иосиф умело вел свою группу сквозь толпу, заполнившую Грегорианский музей этрусского искусства. Посетители расступались перед ним, а он, решительно шагая вперед, продолжал лекцию. Экскурсия по различным залам музея оказалась краткой, поскольку целью ее были не произведения искусства, а памятники общности истории христианской церкви и Ватикана. И все же брат Иосиф время от времени делал остановки, позволяя своим подопечным насладиться окружающим великолепием. Монахинь поразили фрески на потолке, раввины задержались у скульптур, а Майкл и профессор Хиггинс остановились перед стеклянными витринами, в которых были выставлены древние книги и другие реликвии.

В Грегорианском музее внимание Майкла привлек Зал драгоценностей. Здесь в больших витринах были представлены бесценные ювелирные украшения и драгоценные камни. Особый интерес у него вызвал большой золотой медальон, на котором были изображены мужчина и женщина, сплетенные в объятиях. Этот медальон был обнаружен при раскопках некрополя в Вульчи, и изображение влюбленной пары сохранилось таким же чистым и проработанным в деталях, каким было в день изготовления — около двух тысяч четырехсот лет назад. Казалось, любовь молодых людей ничуть не поблекла за две с лишним тысячи лет. Глядя на них, Майкл на мгновение представил себе жизнь, которая, возможно, ждет их с Мэри. Если только ему удастся пережить следующий час…

И тут Майкл сунул руку в карман. Это было совершенно естественное движение, каким достают носовой платок или мелочь. Но искал он в кармане совсем другое. Зажав этот маленький предмет в руке, он склонился над витриной, словно чтобы напоследок еще раз восхититься золотым медальоном. И при этом прикрепил мягкий коричневый шарик под стеклянным ящиком. Это движение, простое и естественное, осталось незамеченным. И то же самое Майкл повторил еще четыре раза, пока маленькая группа продвигалась по залам Грегорианского музея.

В одиннадцать часов дня раздался звонок на коммутатор Ватикана. Не назвавшая себя женщина, не дав дежурному возможности сказать хоть слово, заявила, что, согласно надежным источникам, вскоре в соборе Святого Петра начнется демонстрация в защиту права на аборт, организованная молодыми студентами, готовыми протестовать против чего угодно до обеда, когда на смену убеждениям придет чувство голода. Ватикан, как и любое другое государство, выслушивает подобные предупреждения ежедневно. Как правило, большая их часть оказываются ложными, но даже единственное, оставленное без внимания, может привести к серьезному кризису. Полковнику Энджордину, командиру швейцарской гвардии, было доверено руководство как гвардией, так и папскими жандармами, и, следовательно, он отвечал за безопасность и защиту всего карликового государства. Формально Энджордин возглавлял и армию, и полицию Ватикана Тут он был самым главным. К каждому предупреждению полковник относился как к реальной угрозе; так же поступил и сейчас. Еще никогда он не закрывал двери собора и музеев из-за неподтвержденных предостережений, не собирался делать это и теперь. Однако Энджордин решил увеличить количество охранников, как в форме, так и переодетых. Как раз сейчас проходил подготовку новый набор. Эта тревога станет хорошим способом проверить бдительность новобранцев. Энджордин отрядил патрулировать Ватикан тридцать пять дополнительных сотрудников ватиканской полиции.

Маленькая группа брата Иосифа вошла в Сикстинскую капеллу. Майкл понял, что перешел Рубикон и обратной дороги уже нет. Времени было 11.16; оставался еще час до конца экскурсии и около получаса до того, как они попадут в Музей сокровищ ризницы. Это время Майкл собирался потратить на то, чтобы сосредоточиться на предстоящей операции, полностью очистив рассудок от всех прочих мыслей: о возможной неудаче, о Буше, о Мэри. Для успеха необходима полная концентрация. Он снова и снова мысленно прокручивал план, добиваясь полного совершенства, когда рассудок и тело будут действовать на автопилоте, как это происходит с актером на сцене. Майкл постоянно отмечал перемещения охранников, как в форме, так и переодетых. Их движения были такими же четкими и расписанными по времени, как и в предыдущие дни. Он уже знал распорядок смены охранников, знал их в лицо и даже по именам. И вот сейчас заметил, что число охранников увеличилось: на помощь папским жандармам подоспели новые люди. Причем эти люди были чем-то встревожены. Что случилось?

Знаменитый потолок Сикстинской капеллы изображает сюжеты из Библии, начиная с Сотворения мира и до Великого потопа. В 1508 году Папа Юлий II пригласил — то, что в те дни считалось приглашением, в наше время было бы расценено как принудительное рабство — художника Микеланджело, чтобы тот создал этот шедевр, посвященный Богу. Молодой гений, которому тогда было всего тридцать три года, взялся за работу с неохотой. Он видел в живописи низшую форму искусства, которая не шла ни в какое сравнение с благородной скульптурой. Однако рукой Микеланджело двигали соображения высшей политики, а также не допускающий возражений папский эдикт. Мастеру предстояло расписать пространство свыше трех тысяч квадратных футов; всего на сводах было нарисовано более трехсот фигур. Микеланджело приходилось работать в невыносимых условиях, лежа на спине на помосте на высоте восемьдесят пять футов над полом, практически без отдыха. Несмотря на жару, перемежавшуюся холодом, вдохновение ни на миг не покидало великого мастера.

В передней части капеллы, за алтарем из мрамора и золота находилась другая фреска, размерами еще больше, чем потолок. Занимающая всю стену, она была более темной, более мрачной, более зловещей по сравнению с изображением над головой. Фреска называлась «Страшный суд»; на ней Бог был изображен беспощадным и безжалостным, сошедшим на землю, чтобы карающей рукой поразить погрязшее в разврате человечество. Эту работу поручил Микеланджело в 1534 году Папа Климент VII. Хотя сам Папа вскоре после этого умер, его благоволение к Микеланджело и сила воли ощущаются и по сей день. Приблизительно в то же время Папа поручил Буонарроти переработать форму швейцарской гвардии, добавив золотой, синий и коричневый цвета — своего родового герба. Климент происходил из знаменитого итальянского семейства Медичи, оставившего значительный след в политической и деловой жизни Италии эпохи Возрождения.

Микеланджело потратил четыре года на роспись потолка Сикстинской капеллы; эта работа проникнута верой и надеждой, Бог изображен живым, милосердным. Но «Страшный суд», на который ушло почти семь лет, — фреска поистине жуткая.

На ней Бог изображен безжалостным, мстительным. Центральная фигура Христа окружена массой людей. Слева поднимаются на небеса праведники; их тела невесомо парят, покинув могилы в земле. Справа внизу проклятые отправляются в ад, где их встречают твари с копытами вместо ног. В подземелье алчно горят зловещие глаза Люцифера, поторапливающего своих подручных.

Это не столько произведение искусства, сколько предостережение: тем, кто дерзнет предать Господа, неминуемо придется познать на себе его гнев.

В правом нижнем углу изображения Майкл различил фигуру, которую тащит в преисподнюю мерзкая тварь. Лицо несчастного грешника, влекомого навстречу гибели, искажено бесконечным ужасом. Из трехсот фигур эта единственная, которая смотрит с фрески. Понимая, что надежды на спасение нет, падшая душа словно смотрела на Майкла, ища понимания.

Все изображение буквально кричало Майклу, что его действия приведут к самым страшным и необратимым последствиям. Внезапно его рассудок затянулся туманом, скрывшим цель, которая перед ним стоит, и побудительные причины. Однако Майклу удалось быстро совладать с собой. Его благоденствие не имеет значения; главное — спасти Мэри. И следующие несколько минут определят ее судьбу. Он уже зашел слишком далеко. Подобно падшим душам на фреске, надежды на спасение у него больше нет.