"Татьяна Пьянкова. Спиридонова досада" - читать интересную книгу автора

тонкой паутинкой связана с Шептуновской еланью.
Пытался и Парфен отогнать от себя большой страх. Но близилась ночь, а с
нею и вывод - надо идти в дальние поиски.
Покуда накапливалась в Улыбе такая необходимость, люди на месте не
стояли. Они сходились, расходились, делали повседневные дела. Несколько
мужичков нашли причину заглянуть до Костромы, который держал питейный
погребок под вторым ярусом высоких своих хором. Так вот перед теми мужичками
Спиридон и высказался:
- Это как же получается? О бочках чужих Парфен сумел вперед угадать, а о
супружнице так-таки ничего и не знат? Да в жизнь тому не поверю.
- А чему поверишь? - спросил кто-то.
- Парфен Заряну сам... нечистому запродал, а теперь Ваньку валят...
- Что ты треплешь языком, как собака хвостом?
- Вытянись у меня хвост, - взъерошился Кострома, - ежели ее не унесло на
Шептуновску елань.
И хотя подпитое собрание в глубине души перекивнулось с ним согласием,
однако его запевку никто не подхватил: кашель всякий и тот затих. И вдруг,
на девятый [Девятый глас, или драть козла - пение невпопад.] Спиридонов
глас, непонятно кто посулил глухо, но разборчиво:
- Будет тебе хвост.
Ровно кипятком окатило Кострому: весь скраснел, испариной покрылся,
каждого из мужиков оглядел: кто, мол, тут смелый такой?! Но высмотрел лишь
то, что у протрезвевших от страха мужиков рожи лютым морозом сковало. Тогда
Спиридон и себе краску с лица потерял: побелел настолько, что мужики
пересилили свою стужу, нащупали шапки и гуськом потянулись до порога.
Последний "гусек" не перенес напиравшего со спины страха, поторопился и
обступил впереди идущему запятку до вскрика. Тогда передние смекнули, что
задних уже хватают и... закрутился по улице осенний лист, подхваченный
вихрем улепетывающих ног.
Остался Кострома один. До стеночки прижался; убежать не может - дверь не
на запоре. А пройти закрыть - силы нету.
В это время взяло что-то и зашеборшало над перекрытием, там, где на
втором ярусе располагалась целовальникова контора. Понесло сквозняком -
свечи погасли. В темноте увидал Кострома, как просочился сквозь перекрытие
клубок света, распустил кошачьи усы, зелеными зрачками нашел его у стены и
повторил посулу - насчет собачьего хвоста. Спиридон и рявкни на весь особняк
боевой трубою полный сбор. А кому было собираться, если жил он бирюком?
Убрать в доме приходила на час сторонняя хозяйка. А новый работник? Так тот
был во дворе. Покуда услыхал крик да сообразил, что это хозяин блажит, да
пока потопал до питейки - Кострома уже валялся на полу тряпкою, хоть ноги
обтирай.
Очухался целовальник только перед рассветом. Первым делом в контору
поднялся - глянуть, что там шуршало? И увидел он в углу прожженную дыру, с
кошачью голову. Была она просажена столь раскаленной штуковиной, что ее края
и закоптиться не успели. А еще стекло в одном из окон оказалось просаженным
овальной отдушиной, вроде как просквозило его шаровой молнией.
- Пущай шаровая... - взялся Кострома рассуждать вслух. - А усищи? А
глазищи? Нешто привиделось?
Когда же на зов его сердитый в контору поднялся Борода, Спиридон задал
ему такой вопрос: