"Татьяна Пьянкова. Спиридонова досада" - читать интересную книгу автора

жениха-то нет. За лесину Парфен зашел и как растаял. И Заряны нет. Никого
нет. Только трава не по времени сочная поляну укрыла.
Зачем перся сюда Спиридон - и сам стоит не знает. Оно ладно, когда б
Шептуны располагались за Парфеновой баней. Тогда бы он чихнул на всю эту
затею, прибежал домой и сел бы обедать. А тут? Солнце уже успело в заполдень
скатиться. А ведь на дворе не июнь. Не успеешь вернуть и половины
пройденного пути - ночь в тайге поймает; сграбастает черными ручищами, до
уха припадет и такого страха нашепчет, что до конца дней своих ото всякой
тени вздрагивать будешь. Черт бы с ним, со спасением Заряны!
А солнце уже скатилось на колени к закату, зарделось от смущения и
сползло на землю. Целовальника ж все держала в кустах нерешительность,
словно неразборчивая бабенка, суля ему бог весть какие выгоды. Ну, а когда
солнце разметнуло по небу лучистые волосы и вместе с ними кануло в пучину
времени, Спиридону волей-неволей пришлось загадать - перебыть у Шептунов до
рассвета.
Скоро осенница хмарью затянула небеса, смурь напустила на целовальниково
тело таких ли сирот [Напустить на тело сирот - нагнать озноб страха], что не
мурашки - тараканы забегали по его спине. Вот когда он понял, что не дома
сидит, не денежки считает. Застонал даже, зубами заскрипел.
Тут и захихикала над ним близкая кикимора; лесовик в ладони захлопал,
засвистал; ухнул над головою филин, отчего Спиридон маленько сам в пугача не
оборотился: выше куста взлетел и вдруг... различил на нем знакомую косынку".
Что-то екнуло у него в животе, вспенилось и взвеселилось, наполнило
Кострому уверенностью, что этой самой косынкою и привяжет он до себя
увертливое сердце Заряны. Однако ж улику он с собой не забрал, чтобы, при
случае, не сказали - спер, мол, да в кармане носил. А, веселясь, спрятал ее
под тем же кустиком и, окрыленный надеждою, почти смело побежал домой.

Уж какая дурная отыскалась на небе звезда, что и сквозь осеннюю непогодь
высветила перед целовальником обратную дорогу? И хотя она не отказала себе в
удовольствии поводить Спиридона по ночной тайге, однако же, упадая в
утреннюю зарю, сунула-таки его долгим носом именно в ту тропу, которая
выходила на деревню.
Выбрался Кострома из утреннего леса, с гордостью глянул на свой высокий
дом, обогнул поскотину и на спесивых ногах направился вдоль улицы.
Он еще издали узрел, что у Улыбина двора ликует праздник. Бабка
Хранцузска, слетавшая за чем-то домой, проносясь мимо Спиридона, шумнула
ему, что Парфен с мужиками наткнулся на Заряну у Гуслаевской ляги.
Молодайка, видать, уже успела обсказать селянам, кто вымучил ее следить за
мужем. Оттого-то в народе при появлении Костромы и затихла всякая радость.
Люди ждали, когда целовальник пройдет стороной, чтобы не грешить с ним в
такой момент, но тот попер прямиком на толпу. Остановившись против Заряны,
спросил усмешливо:
- А скажи-ка, душа-красавица, пошто гологоловой стоишь? Куда это
запропастилась твоя линялая косыночка? Не оставила ли ты ее на Шептуновской
елани?
Будь Заряна побойчей, она бы, может, придумала чего-нибудь хитрого. Но
совестливая, она только скраснела вся, а бабы зароптали, было, на Кострому.
Однако тот прикрикнул:
- Чего расшипелись?! Не мертвого достаю, не живого закапываю - Да вы у