"Таисия Пьянкова. Чужане" - читать интересную книгу автора

а и понятием, и норовом, и походкою даже. Но особенно тем, как умел он
остановить небыстрый, зато уж больно цепкий глаз на любом встречном мужике
там или еще ком. Пропекал он недетским вниманием любого человека до самой до
селезенки. Вроде бы и не глядел он вовсе, а насыпал встречному полнехонькое
подвздошье горячих углей...
Аким-то, сам Лешня, тот научился, видно, прятать в себе столь жгучее к
людям внимание. А что до Иннокентия-подростыша, этот глядел еще вовсю. И вот
какая беда таилась для него самого в его пригляде: в ком-то он теплился -
согревал душу, в ком-то горел - доводил нутро до белого каления, кого-то
бросал в суету - неудовольствие. Оттого-то в народе и занимался всякого рода
разговор, пересыпаемый спором да разными уверениями.
- Не зря Лешням така отменная масть налажена, - говорило в селянах
беспокойство. - Оне же, глазья-то таки пронзительные, далеко не сподряд даже
умным людям даются - по какому-то по выбору!
- Уж да, - соглашалось в них сторожкое нутро. - Прямо не глаз, а шило
каленое!
- Вот из-за тех из-за глаз и уволокла нечистая сила Акима Лешню под
Спасового угорье...
Последние слова сказывались людьми потом, позже. Это когда не стало
Акима. И сказывались они не от пошлого какого-нибудь людского пустословья -
шли от истинной правды. Тут и думать не надо, чтобы мужавелый да к тому
времени полный охотник Аким Лешня взял да заблудился в тайге или же дал
обмануть себя лютому зверю. Не-ет, нет. Такая погода никак не могла запугать
Лешню до смерти. Ведь он, как было то понятно людям, еще, похоже, в
материнской утробе испрочитал вдоль и поперек всю книгу тайги.
Еще можно было бы подумать, что унесло мужика весенним паводком либо
пожаром лесным захватило да в небо удуло. Так опять же - нет. Не выпадало на
ту пору ни половодья безбрежного, ни высокого лесного пожара. А вот когда
мужики искали по всем углам тайги пропавшего Акима, тогда они на самой
хребтине Спасова угорья и наскочили на неотгаданное место. Была тайга на том
месте да в огромный пятак выжжена. А может, и не выжжена. А только лоснилась
среди красных сосен ровною лепехой спекшаяся в камень земля. И совсем рядом
с тою с каменной лепехою был мужиками найден Акимов ягдаш! Вот тебе и все.
И можно было, глядя на все это, рассудить так: ежели каменной лепехою
да покрыт провал в преисподнюю, куда ж Акиму еще-то было деваться? Кто же на
месте тех мужиков заторопился бы поднять адово творило да покричать
пропавшего? Ты бы заторопился?! Вряд ли. Вот и они точно так же...
поторопились... оставить в покое чертово место, да на всю округу доложить о
такой оказии.
Потом люди сколько-то еще до-олго не решались ходить на Спасов увал.
Даже мужики не решались сразу сходить убедиться - не привиделась ли им
таежная беда. Когда же сомнение допекло их, то не нашли они на угорье ничего
даже близко похожего на каменную покрышку. Долго спорили они, бродили-искали
место, где она лежала. Под конец, должно быть, травою успела взяться, хотя
сами отлично понимали, что быть того не может.
Многому на земле вроде бы не должно быть, а все-таки случается.
Вот и на этот раз. Случилось дальше такое, что никаким рогачом не
ухватишь, не поднимешь. Так же вот в грибную пору прямо-таки бешеным гуртом
принеслись в деревню со Спасова угорья бабы-девки. Да все без корзин, без
лукошек да и безо всякого разума. А сами задыхаются, орут: