"Игорь Пидоренко. Рассказ для Инки (Рассказ, фантастика)" - читать интересную книгу автора

Охо-хо...
- Может быть, они и графоманы, не спорю, - продолжала Инка. - Но
ты-то как можешь их судить? Ты, не сочинивший ни строчки? Ах, редактор,
ах, ему виднее! Да ничего тебе не виднее. Я считаю, что писателя может
судить только писатель. Критика - это от творческой импотенции. Знаешь,
есть такой закон Менкена: "Кто может - делает. Кто не может - учит". Или
редактирует.
Мои акции неудержимо катились вниз. Надо было спасать положение.
- С чего это ты взяла, что я не сочинил ни строчки? На днях закончил
приличный рассказ. Как раз по теме: Героика редакторских будней.
- Представляю, что это такое. Почитать-то дашь?
В слабой попытке отдалить расплату я сказал:
- Он сейчас на машинке.
Инка вздохнула:
- Вечно у тебя так: "То теща не спит..." Тогда хоть перескажи.
Еще одна попытка:
- У тебя же времени нет!
Инка взяла со стула часы
- Еще полчаса есть. Рассказывай.
Эта маленькая ведьма делала со мной что хотела. Ну, что же, раз
назвался... Или я не редактор?


- Что тебе там делать? Нечего тебе там делать, - за явил главный
редактор.
- Пока я не вижу другого выхода, - честно ответил я. - Сам я в этой
мешанине не разберусь. Слишком много там наворочено. Нужно выделять
одну-две линии, а остальное отбрасывать к черту. Но вы же знаете, что
будет, если я без согласия автора это сделаю?
Похоже было, что мои доводы проняли главного. Во всяком случае в его
голосе звучало меньше сомнения в целесообразности моей командировки, когда
он спросил:
- Так ты считаешь, что ехать в Новополевку тебе нужно?
- Да, - сказал я и не поступился принципами. По телефону с автором не
договоришься при состоянии нашей связи. Тем более, если автор - Машкин,
романист-эпопейщик. Главный редактор с ним уже сталкивался, отвечать на
очередную жалобу никакого желания не имел и благословение на командировку
в Новополевку я получил.


Я задремал и очнулся от того, что кто-то натянул мне кепку на нос и
грубым голосом потребовал:
- Ваш билетик, гражданин!
Спросонья я начал шарить по карманам, пытаясь вспомнить, куда же
засунул этот распроклятый билет. У меня, как и у любого нормального
советского человека, врожденная контролеробоязнь. Даже зная, что билет у
меня есть, даже держа его в руках, я все равно непроизвольно начинаю
заискивающе улыбаться и лихорадочно подсчитывать в уме, хватит ли у меня
денег на штраф и соображать, как сделать так, чтобы не сообщили на работу.
И это при том, что меня ни разу в жизни контролеры не заставали без