"Томас Пинчон. Когда объявят лот 49" - читать интересную книгу автора

Есть посреди. Его не щиплем, грубо не сдираем,
Но собираем средь иных зверей.

Все эти реплики сопровождаются приступами веселья. Послание к Дженнаро
завершено и запечатано, Никколо прячет его в карман камзола и отправляется в
Фаджио, до сих пор пребывая, равно как и Эрколе, в неведении о перевороте и
о своей надвигающейся реставрации в качестве полноправного герцога Фаджио.
Действие переключается на Дженнаро - во главе небольшого отряда, движущегося
на Сквамулью. Слышится много толков в том смысле, что если Анжело, мол, и
впрямь хочет мира, то лучше бы послал гонца прежде, чем они достигнут
границы, а иначе, пускай нехотя, но все же придется им прихватить его за
задницу. Потом - вновь Сквамулья, где Витторио, герцогский курьер,
докладывает о предательских разговорах Никколо. Кто-то вбегает с докладом,
что найдено изувеченное тело вероломного приятеля Никколо - Доменико, а у
того на подошве сапога обнаружили Бог знает откуда появившееся нацарапанное
кровью послание, из которого выясняется подлинная личность Никколо. Анжело
впадает в апоплексический гнев и приказывает изловить и изничтожить Никколо.
Но пусть это сделают не его, Анжело, люди.
На самом деле, примерно в этом месте пьесы все пошло особым образом, и
между словами стал просачиваться осторожный холодок двусмысленности. Имена
до сих пор произносились либо в буквальном смысле, либо как метафора. Но
теперь, когда герцог отдал свой фатальный приказ, начинает преобладать новый
способ выражения. Назвать этот способ можно, пожалуй, "ритуальным
уклонением". Нам дают понять, что об определенных вещах нельзя говорить
прямо, некоторые вещи нельзя показывать со сцены, хотя трудно себе
представить, принимая во внимание невоздержанность предыдущих актов, в чем,
собственно, эти вещи могли бы выражаться. Герцог не просвещает нас на сей
счет, или просветить не может. Набрасываясь с криками на Витторио, он вполне
недвусмысленно высказывается по поводу того, кто не должен гнаться за
Никколо: свою охрану он описывает как паразитов, фигляров и трусов. Но кто
же тогда? Витторио-то знает, - да любой придворный лакей, слоняющийся без
дела в сквамульянской ливрее и обменивающийся с дружками Многозначительными
Взглядами, - и тот знает. Все это - огромная вставная шутка. Аудитория тех
времен тоже все понимала. Анжело знает, да не говорит. Он не проливает на
это света, даже ясно намекая:

Да будет эта маска на его могиле.
Пусть он пытался не свое присвоить имя,
Мы спляшем, так и быть, как если б это - правда.
Наймем мечи мы Быстрых, Тех,
Кто смог поклясться в мести неусыпной,
Пусть даже шепотом услышится то имя,
Что Никколо украл. И трижды пропадет,
Но все предначертания исполнит
Неназываемый...

Потом - опять Дженнаро со своей армией. Из Сквамульи возвращается
разведчик сказать, что Никколо уже выдвинулся. Неописуемая радость, в
эпицентре которой Дженнаро - он чаще ораторствует, чем просто говорит -
умоляет, чтобы все помнили: Никколо едет в наряде курьера Турна и Таксиса.