"Альберт Санчес Пиньоль. Пандора в Конго" - читать интересную книгу автора

объяснить, в чем состояла моя работа. Иными словами: если кто-то воображал,
что труд литературного негра чем-нибудь привлекателен, надеюсь, теперь в
этом разочаровался.
После "Пандоры в Конго" последовало множество подобных повестушек. Все
они были столь же отвратительны, как и первая, а может, даже и хуже. В это
трудно поверить, но в самом деле попадались и гораздо более скверные.
Схема всегда повторялась и была до безумия патриотичной: британские
следопыты оказывались самыми славными в мире, французы - страшными занудами,
итальянцы - жеманными, а португальцы - совершенными троглодитами. Сюжеты
отдавали милитаризмом в духе Библии: большинство героев были либо
миссионерами, либо военными, а иногда и тем и другим сразу: военными
капелланами. Расизм, который пронизывал повествование, казался реакционным
даже для того времени. Все персонажи-африканцы делились на две категории:
благородные дикари и дикари-каннибалы. Первые могли претендовать на роль
покорных слуг, чей интеллект не превышал уровня восьмилетнего ребенка. О
вторых я предпочитаю не вспоминать.
Что касается моих доходов, жаловаться мне не приходилось. Правда, Франк
платил мне мало, даже очень мало. Старикан Флаг нещадно эксплуатировал его.
А поскольку я работал негром у другого негра, мне приходилось терпеть
двойную эксплуатацию. Я принимал безоговорочно тот факт, что Франк
присваивал часть моих теоретических доходов. В противном случае с какой
стати он стал бы давать мне работу? С другой стороны, мне было нетрудно
войти в положение отца многодетного семейства.
Однажды Франк не пришел на встречу в условленный час. Обычно мы
встречались в небольшом пабе и обменивались материалами. Я вручал ему
законченную повестушку, а он передавал мне сценарий следующей. Мы оба не
любили терять время впустую. Поэтому, прождав его три четверти часа, я
сильно растерялся. Только невероятные обстоятельства могли объяснить его
отсутствие. Мне пришло в голову, что он заболел или кто-то из детей подцепил
ветрянку, а может быть, все трое сразу. Наконец я решил сходить к нему
домой.
Женщина, которая открыла мне дверь, была негритянкой. Меня удивило, что
Франк мог на ней жениться. В 1914 году смешанные браки представляли собой
редчайшее явление, но я подумал, что, возможно, его увлечение Африкой
началось именно с этого брака. Женщина казалась настоящим комком нервов. Она
сказала только:
- Вы друг Франка? Проходите, пожалуйста!
Она проводила меня прямиком в спальню и указала на кровать.
Действительно, обстоятельства, не позволившие Франку прийти на встречу,
оказались чрезвычайными: он умер.
Один его глаз смотрел вверх, а другой был закрыт, словно подмигивал
вечности. Я уже говорил, что Франк не принадлежал к числу моих близких
друзей, отнюдь нет. Но подобное несчастье способно взволновать любого
человека.
- О, госпожа Струб! Я вам так сочувствую! - воскликнул я, заключая ее в
братские объятия. - Если вам нужна помощь, если я могу что-нибудь сделать
для вас или для ваших троих детей, не стесняйтесь попросить меня об этом; я
все сделаю, клянусь честью. Бедный Франк! Как ему не повезло!
Женщина нахмурила брови, и я понял, что мои слова показались ей
странными.