"Роберт М.Пирсиг. Субъекты, объекты, данные и ценности " - читать интересную книгу автора

с наблюдаемыми свойствами природы.
Гейзенберг вспоминает: "Иногда мы с Бором расходились во мнениях,
потому что я говорил: "Что ж, я убежден, что это уже и есть решение". Бор
отвечал: "Нет, здесь ты вступаешь в противоречие". А потом у меня иногда
возникало впечатление, что Бор на самом деле пытается вывести меня на
Glatteis, на скользкую почву, для того, чтобы доказать мне, что решения у
меня не было. Именно это, разумеется, он и пытался делать с самого начала.
Это было совершенно правильно. Также он был совершенно прав, говоря: "Коль
скоро возможно ступить на скользкую почву, это означает, что теории мы не
поняли"." (цит. по Фолзе, 86-87)
Гейзенберг говорил, что противостояние было настолько интенсивным, что
"я помню, как однажды расплакался в конце, поскольку не мог больше вынести
этого давления со стороны Бора". (цит. по Джаммеру, 65) Однако в заключение
он писал: "...только из этих дискуссий с Бором я понял: то, что я в
некотором смысле пытался сделать, сделать невозможно. То есть, невозможно
целиком и полностью отойти от старых слов, поскольку человеку нужно о чем-то
говорить... Поэтому я осознал, что не смогу избежать употребления этих
слабых понятий, которыми мы всегда пользовались в течение многих лет для
того, чтобы описать то, что видим. поэтому я увидел, что для того, чтобы
описать явление, человеку нужен язык... Понятия не схватывают явления, но
все же, до определенной степени, они его схватывают. Я понял в процессе этих
дискуссий с Бором, насколько безнадежна вся эта ситуация. С одной стороны,
мы знали, что наши концепции не работают, а с другой, у нас не было ничего,
кроме этих концепций, с помощью которых мы могли говорить о том, что
видим... Мне кажется, вот это напряжение нужно просто принять; его
невозможно избежать. Вероятно, это и стало самым крепким моим опытом того
периода." (цит. по Фолзе, 96)

ПРОБЛЕМА ЯЗЫКА

Пока я читал все эти высказывания, мне пришло в голову, что напряжение,
о котором говорил Гейзенберг, существует до сих пор и отчасти может служить
причиной нынешней брюссельской конференции. Хотя ученые в своей работе
испытывают большие проблемы с использованием повседневного языка литературы
и искусства, обойтись без него они не могут.
Когда Бор формулировал свою философию дополнительности, он пытался
сделать именно это - нащупать общую почву для новой квантовой теории и языка
повседневной жизни. Именно эти его попытки подверглись атакам Эйнштейна
здесь, в Брюсселе в октябре 1927 года. Бор по-настоящему попал в зазор между
анти-реалистами вроде Гейзенберга, которые призывали забыть философию, и
реалистами вроде Эйнштейна, которые утверждали, что если оставляешь себе
статистику, не определяя, что она означает в понятиях реальных внешних
объектов, то реальность остается за бортом.
Спор всегда шел в понятиях мысленных экспериментов. Хоть Бор и
утверждал, что "реальность - то понятие, которым нам нужно научиться
пользоваться," дебаты никогда не поднимались до уровня обсуждения того, что
же такое эта "физическая реальность", чье описание либо полно, либо неполно.
Причина, наверное, в том, что в те дни философское обсуждение "реальности"
очень сильно не поощрялось. Любые обсуждения реальности были метафизикой, а
метафизика ассоциировалась со средневековым религиозным мистицизмом. Однако,