"Алексей Феофилактович Писемский. Люди сороковых годов" - читать интересную книгу автора

переезжавший несколько десятков лет от одного помещика к другому и
переучивший, по крайней мере, поколения четыре. Как ни плохи были такого
рода наставники, но все-таки учили его делу: читать, писать, арифметике,
грамматике, латинскому языку. У него никогда не было никакой гувернантки,
изобретающей приличные для его возраста causeries* с ним; ему никогда никто
не читал детских книжек, а он прямо схватился за кой-какие романы и
путешествия, которые нашел на полке у отца в кабинете; словом, ничто как бы
не лелеяло и не поддерживало в нем детского возраста, а скорей игра и учение
все задавали ему задачи больше его лет.
______________
* легкий разговор, болтовня (франц.).

Когда Паша совсем уже хотел уйти с крыльца в комнаты, к нему подошла
знакомая нам скотница.
- Не прикажете ли, батюшка, сливочек? Уедете в город, там и молочка
хорошего нет, - проговорила она.
- Дай, - сказал ей Павел.
Та принесла ему густейших сливок; он хоть и не очень любил молоко, но
выпил его целый стакан и пошел к себе спать. Ему все еще продолжало быть
грустно.


III

ПРАКТИЧЕСКОЕ СЕМЕЙСТВО

На соборной колокольне городка заблаговестили к поздней обедне, когда
увидели, что с горы из Воздвиженского стала спускаться запряженная
шестериком коляска Александры Григорьевны. Эта обедня собственно ею и была
заказана за упокой мужа; кроме того, Александра Григорьевна была
строительницей храма и еще несколько дней тому назад выхлопотала отцу
протопопу камилавку{18}. Когда Абреева с сыном своим вошла в церковь, то
между молящимися увидала там Захаревского и жену его Маремьяну Архиповну.
Оба эти лица были в своих лучших парадных нарядах: Захаревский в новом,
широком вицмундире и при всех своих крестах и медалях; госпожа Захаревская
тоже в новом сером платье, в новом зеленом платке и новом чепце, - все
наряды ее были довольно ценны, но не отличались хорошим вкусом и сидели на
ней как-то вкривь и вкось: вообще дама эта имела то свойство, что, что бы
она ни надела, все к ней как-то не шло. По фигурам своим, супруг и супруга
скорее походили на огромные тумбы, чем на живых людей; жизнь их обоих
вначале шла сурово и трудно, и только решительное отсутствие внутри всего
того, что иногда другим мешает жить и преуспевать в жизни, помогло им
достигнуть настоящего, почти блаженного состояния. Захаревский сначала был
писцом земского суда; старые приказные таскали его за волосы, посылали за
водкой. Г-жа Захаревская, тогда еще просто Маремьяша, была мещанскою
девицею; сама доила коров, таскала навоз в свой сад и потом, будучи чиста и
невинна, как младенец, она совершенно спокойно и бестрепетно перешла в
пьяные и развратные объятия толстого исправника. Захаревский около этого
времени сделан был столоначальником и, как подчиненный, часто бывал у
исправника в доме; тот наконец вздумал удалить от себя свою любовницу;