"Алексей Феофилактович Писемский. Люди сороковых годов" - читать интересную книгу автора

качеств, она всю жизнь свою стремилась раскрашивать себя и представлять, что
она была женщина и умная, и добрая, и с твердым характером; для этой цели
она всегда говорила только о серьезных предметах, выражалась плавно и
красноречиво, довольно искусно вставляя в свою речь витиеватые фразы и
возвышенные мысли, которые ей удавалось прочесть или подслушать; не жалея ни
денег, ни своего самолюбия, она входила в знакомство и переписку с разными
умными людьми и, наконец, самым публичным образом творила добрые дела. Все
эти старания ее, нельзя сказать, чтобы не венчались почти полным успехом: по
крайней мере, большая часть ее знакомых считали ее безусловно женщиной
умной; другие именовали ее женщиною долга и святых обязанностей; только один
петербургский доктор, тоже друг ее, назвал ее лимфой.
У Александры Григорьевны был всего один сын, Сережа, мальчик лет
четырнадцати, паж{4}. В отношении его она старалась представиться в одно и
то же время матерью строгою и страстною. В самом же деле он был только
игрушкой ее самолюбия. Она воображала его будущим генерал-адъютантом, потом
каким-нибудь господарем молдаванским; а там, пожалуй, и королем греческим:
воображение ее в этом случае ни перед чем не останавливалось! В вечер,
взятый мною для описания, Сережа был у матери в Воздвиженском, на вакации, и
сидел невдалеке от нее, закинув голову на задок стула. Он был красив собой,
и шитый золотом пажеский мундирчик очень к нему шел. Многие, вероятно,
замечали, что богатые дворянские мальчики и богатые купеческие мальчики
как-то схожи между собой наружностью: первые, разумеется, несколько
поизящней и постройней, а другие поплотнее и посырее; но как у тех, так и у
других, в выражении лиц есть нечто телячье, ротозееватое: в раззолоченных
палатах и на мягких пуховиках плохо, видно, восходит и растет мысль
человеческая!
Несколько в сторону от хозяйки, и как бы в тени, помещался небольшого
роста, пожилой, коренастый мужчина в чиновничьем фраке. Несмотря на
раболепный склад всего его тела, выражение лица его было умное, солидное и
несколько насмешливое. Господин этот был местный исправник Ардальон
Васильевич Захаревский, фактотум{5} Александры Григорьевны по всем ее делам:
она его, по преимуществу, уважала за знание русских законов!
Напротив Александры Григорьевны, и особенно как-то прямо, сидел еще
старик, - в отставном военном сюртуке, в петличке которого болтался Георгий,
и в военных с красными лампасами брюках, - это был сосед ее по деревне,
Михаил Поликарпович Вихров, старый кавказец, курчавый, загорелый на южном
солнце, некогда ординарец князя Цицианова{5}, свидетель его коварного
убийства, человек поля, боя и нужды! Первое время, как Вихров вышел в
отставку и женился, он чаю даже не умел пить!.. Не мог ездить в рессорном
экипаже - тошнило!.. Не мог спать в натопленной комнате - кровь носом шла!..
Теперь уж он был уже вдов и имел мальчика, сынка лет тринадцати.
По переезде Александры Григорьевны из Петербурга в деревню, Вихров,
вместе с другим дворянством, познакомился с ней и на первом же визите
объяснил ей: "Я приехал представиться супруге генерал-адъютанта моего
государя!"
Фраза эта очень понравилась Александре Григорьевне. Впоследствии она к
одной дружественной ей особе духовной писала так: "Владыко! Вы знаете, вся
жизнь моя была усыпана тернием, и самым колючим из них для меня была
лживость и лесть окружавших меня людей (в сущности, Александра Григорьевна
только и дышала одной лестью!..); но на склоне дней моих, - продолжала она